Э. БЕЗНОСОВ. РИТМ КАК ПРЕОДОЛЕНИЕ ХАОСА. ОБ ОДАХ ЛОМОНОСОВА И ДЕРЖАВИНА
В статье «Об “Оде, выбранной из Иова”, дав блестящий историко-культурный анализ этого произведения Ломоносова, Ю.М.Лотман назвал его «своеобразной теодицеей»[1]. Основной пафос оды – вера в благость Творца, который
… всё на пользу нашу строит[2]
По своему содержанию и пафосу к «Оде, выбранной из Иова» примыкают и два размышления: «Вечернее размышление о Божием величестве…» и «Утреннее размышление…», которые так же, по словам Лотмана, сказанным об «Оде, выбранной из Иова», могут быть включены «в ряд научной… поэзии Ломоносова…»[3] В них Ломоносовым дана космогоническая картина гармоничной и разумно устроенной вселенной, загадки которой приводят человека в состояние смятения духа. Центральным образом «Вечернего размышления…» становится образ растерянного человека, стоящего перед открывшейся ему бездной:
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен. (219)
И центральным вопросом оды оказывается вопрос гноселогический, обращённый Ломоносовым к «премудрым»:
Скажите, что нас так мятет? (220)
Итак, дана антитеза, заключающаяся в образе стройной и гармоничной вселенной и смятенного и встревоженного человека.
Стихотворение «Вечернее размышление…» по жанру представляет собой духовную оду, поэтому все требования, которые Ломоносов предъявлял к оде с точки зрения её ритмической структуры вполне применимы и к этому произведению. Первое требование заключалось в неукоснительном соблюдении ямбического строя оды, которое было сформулировано Ломоносовым ещё в «Письме о правила российского стихотворства»: «Неправильными и вольными стихами те называю, в которых вместо ямба и хорея можно пиррихия положить. Оные стихи употребляю я только в песнях, где всегда определённое число слогов быть надлежит». И далее: «Чистые ямбические стихи хотя и трудновато сочинять, однако, поднимаяся тихо вверьх, материи благородство, великолепие и высоту умножают. Оных нигде не можно лучше употреблять, как в торжественных одах, что я в моей нынешней и учинил». Под своей «нынешней» Ломоносов, как известно, имел в виду «Оду на взятие Хотина…», приложенную к трактату о стихосложении. Однако статистический анализ показывает, что из 280 стихов «Оды на взятие Хотина» полноударными являются 215, а 65 стихов, т.е. порядка 23% от общего количества, содержат в себе пиррихии. При этом исключительно полноударными ямбическими стихами написаны только строфы 7 и 8, а в остальных пиррихии распределены неурегулированно: от 1 (строфы 2, 3, 12, 15, 19, 20, 26, 28) до 7 (строфа 21) на 10 стихов одической строфы. Это говорит о нефункциональной роли распределения пиррихиев в данном произведении.
Несколько иную картину находим мы в «Вечернем размышлении…» На 48 стихов оды здесь приходится 9 стихов с пиррихиями, т.е. порядка 18%. Уменьшение общей доли стихов с пиррихиями в данном случае ещё ни о чём не говорит, т.к. общий объём «Вечернего размышления…» в три с лишним раза меньше, чем объём «Оды на взятие Хотина», хотя понятно, что в своей первой, так сказать, «демонстрационной» оде Ломоносов стремился реализовать свои теоретические установки, в том числе и требование неукоснительного соблюдения полноударности ямба, т.е. избегать «неправильных и вольных», по его терминологии, стихов в оде. Интереснее другое.
Первый раз «Вечернее размышление…» было опубликовано в 1748 году в составе «Краткого руководства к красноречию», а как самостоятельное произведение появилось в «Собрании разных сочинений в стихах и прозе Михайла Ломоносова», вышедшем в свет в 1751 году. И между этими двумя текстами есть существенные разночтения, важные для нашей темы. Так, заключительные два стиха второй строфы в издании 1748 года имели следующий вид:
Как персть между высоких гор,
Так гибнет в ней мой ум и взор.[4]
Нетрудно заметить, что в таком виде эти стихи полноударны, тогда как в окончательной редакции они приобрели пиррихий на третьей стопе: Так я, в сей бездне углублен, / Теряюсь, мысльми утомлен. Что могло побудить Ломоносова отступить от им же провозглашённых требований к ритмической организации оды? Ответ может быть только один: содержание этих строк. Образ смятенного человека потребовал отступления от правил, некоторой ритмической «дезорганизации». Зато пятый стих, имевший в первой публикации вид:
Вы знаете пути планет,[5]
обрёл свой окончательный облик:
Вам путь известен всех планет, -
т.е. утратил пиррихий, т.к. в нём как раз звучит тема уверенности в стройности вселенной. Мы видим, таким образом, что работа Ломоносова по редактированию текста оды была целенаправленной и последовательной именно в аспекте её ритмической организации.
Не менее интересно и второе отступление Ломоносова от сформулированных им правил оды. В том же трактате о стихосложении он утверждал эстетическую значимость чередования клаузул, т.е. правила альтернации: «Понеже мы мужеские, женские и тригласные (курсив Ломоносова) рифмы иметь можем, то услаждающая всегда человеческие чувства перемена оные меж собою перемешивать пристойно велит, что я почти во всех моих стихах чинил. Подлинно, что всякому, кто одне женские рифмы употребляет, сочетание и перемешка стихов странны кажутся; однако ежели бы он к сему только применился, то скоро бы увидел, что оное толь же приятно и красно, коль в других европейских языках». (492 – 493) Действительно, «Ода на взятие Хотина» даёт пример неукоснительного соблюдения чередования рифм, а вот «Вечернее размышление…» написано сплошь мужскими рифмами, что скорее всего призвано усилить ощущение упорядоченности вселенной в противовес смятению человеческой души. Но рифма – это тоже ритмический фактор стиха.
Ритм, таким образом, становится средством борьбы с душевным хаосом, преодоления его, знаком гармонии вселенной, т.е. приобретает онтологический смысл.
* * *
Тема мятущегося от печали при столкновении с неразрешимыми загадками бытия человеческого духа звучит и в знаменитой оде Державина «На смерть князя Мещерского»:
Утехи, радость и любовь
Где купно с здравием блистали,
У всех там цепенеет кровь
И дух мятется от печали.[6]
Смятение героя порождено непостижимым феноменом смерти, по видимости обессмысливающем человеческую жизнь. Никакого вразумительного в этимологическом смысле этого слова утешения Державин найти не может, но и душа не может смириться с трагической безысходностью, и это внутреннее душевное сопротивление находит своё выражение в интонационном строе его произведения.
Ода, как правило, относится с точки зрения интонации её строя к говорному типу стиха, в котором границы ритмических и синтаксических единиц могут не совпадать. Но, будучи жанром ораторским, ода тяготеет к совпадению этих границ, и отступления от этой тенденции в оде «На смерть князя Мещерского» единичны, и практически нигде не возникает разговорная интонация, за исключением, пожалуй, первых стихов заключительной строфы:
Сей день иль завтра умереть
Перфильев! должно нам конечно… (87),
но здесь как раз такое отступление более, чем уместно, т.к. звучит непосредственное обращение к конкретному собеседнику. Зато Державин использует другие приёмы, характерные для напевного стиха, как бы преодолевая это душевное смятение гармонией мелодики. Так, найдём мы в стихотворении многочисленные примеры анафоры:
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет и к гробу приближает. (85)
Без жалости все смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит. (85)
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит. (86)
Начало следующей строфы даёт выразительнейший пример подхвата, т.е. повтора окончания предшествующей строфы в начале последующей, который усиливает действие анафоры:
Глядит на всех – и на царей,
Кому в державу тесны миры;
Глядит на пышных богачей,
Что в злате и в сребре кумиры;
Глядит на прелесть и красы,
Глядит на разум возвышенный,
Глядит на силы дерзновенны… (86)
Мы видим, что интонация у Державина приобретает тот же характер, какой у Ломоносова имел ритм, – это сила, при помощи которой преодолевается смятение, рождённое ощущением несовершенства мироздания и законов жизни. Душа не смиряется со «словом рассудка», свидетельствующим о жизни и мире как неизбывном хаосе, и в этом свидетельство её божественной природы, которая проявляется в интуитивном стремлении человека к гармонии в виде ритма и мелодии.
* * *
После того как были обобщены эти конкретные наблюдения, было найдено и философское обоснование их правомерности в статье С.С. Аверинцева «Ритм как теодицея»: «Так называемая форма существует не для того, чтобы вмещать так называемое содержание, как сосуд вмещает содержимое, и не для того, чтобы отражать его, как зеркало отражает предмет. “Форма” контрапунктически спорит с “содержанием”, даёт ему противовес, в самом своём принципе содержательный; ибо “содержание” – это каждый раз человеческая жизнь, а “форма” – напоминание обо “всём”, об “универсуме, о ”Божьем мире“; “содержание” – это человеческий голос, а “форма” – всё время наличный органный фон для этого голоса, “музыка сфер”».[7]
Поэты слышат эту «музыку сфер» даже в минуты крайнего отчаянья, и она становится гарантией его преодоления.
[1] Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб. – 1996. – Стр. 275.
[2] Ломоносов М.В. Избранные произведения. (Библиотека поэта). – М.-Л. 1965. – Стр. 219. В дальнейшем все цитаты из произведений Ломоносова, кроме специально оговорённых, даются по этому изданию с указанием непосредственно в тексте страницы.
[3] Лотман, указ. соч., стр. 276.
[4] Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Том седьмой. Труды по филологии. Изд-во Академии наук СССР. М. – Л. 1952. – Стр. 316.
[5] Там же, стр. 317.
[6] Державин Г.Р. Стихотворения (Библиотека поэта). – Л. – 1951. Стр. 86. В дальнейшем все цитаты из произведений Державина даются по этому изданию с указанием в тексте страницы.
[7] Аверинцев С.С. Связь времён. Дух и литера. – Киев. – 2005., стр. 410.
