С.С. ДУДЫШКИН <РАССКАЗЫ г. Л. Н. Т. ИЗ ВОЕННОГО БЫТА>[1]
Современные военные события сделались в нашей литературе источником многих рассказов, чрезвычайно живописных; они же были предлогом и к установлению той новой манеры в этих описаниях, которую выработала наша литература в последнее время. Каждое великое отечественное событие всегда отзывалось в нашей словесности и выражалось в описании сражений, походов, в исторических записках очевидцев. Следовательно, нет ничего удивительного, что и нынешняя великая война привела литературу к тем же результатам. Но в манере описания, собственно в литературном отношении, мы видим разницу между записками современников других войн и между нынешними писателями, видим другие приемы, другую наблюдательность, другой язык, носящие на себе резкую печать нашей эпохи литературы. Вот на это-то мы и хотим обратить внимание.
Долгое время в нашей литературе Марлинский, а потом Лермонтов были образцами, которым старались подражать все, когда дело касалось изображения личностей, взятых из военного круга[2]; долгое время некоторые писатели были образцом того, как должно вести разговор с простым солдатом, как излагать его беседу, как выражать его чувства и мысли. Эти чувства, эти мысли одни и те же, как у прежних писателей, так и у новейших: та же любовь к родине, та же верность долгу, та же непоколебимая готовность на защиту всего родного; словом, сущность, содержание те же. И так как эта сущность, это содержание всем и каждому известны, то и мы считаем излишним еще раз повторять всем известное. Мы будем говорить об одной только литературной стороне рассказов, в которой заметим много нового. Чтоб начать сначала, мы должны обратиться к одному рассказу, напечатанному еще в 1853 году[3].
Автор этого рассказа, бесспорно, один из первых талантов нашей современной литературы. Мы говорим о рассказе «Набег», соч. г. Л. Н. Т. В рассказе было так много нового, и рассказ был так прост и естествен, что на него даже мало обратили внимания, как на вещь, которая не бросается в глаза. В этом рассказе было высказано всё, что впоследствии тем же самым автором было подробнее развито в других превосходных военных картинах, — каковы «Севастополь в декабре 1854 года» и «Рубка леса». Как всё неподдельное с течением времени приобретает только больше и больше удивления, так и первый рассказ г. Л. Н. Т. может быть назван родоначальником тех прелестных военных эскизов, в которых простота, естественность, истина вступили в полные свои права и совершенно изменили прежнюю литературную манеру рассказов подобного рода. В этих рассказах мы заметили применение всех тех же начал, которые в других родах нашей литературы, в новых, например, оказали уже столько благодетельного влияния. Но не будем торопиться делать заключения, и прежде познакомимся с фактами.
Когда был напечатан «Набег», автор его, г. Л. Н. Т., сделался уже известен своим первым произведением — «Детство». Прошлого года в ноябре «Отечественные записки» имели случай высказать свое мнение об этом удивительном произведении и тогда еще заметили, что автор по преимуществу художник в душе; что он умеет выставить лица в том идеальном свете, который не переходит в утрировку; что он умеет спрятать свою мысль за целый ряд живых лиц в такой степени, что произведения его кажутся написанными без всякой определенной мысли; что на его произведениях мы можем учиться великому искусству — той художественности, которая, с одной стороны, прикасается к миру идеальному, с другой, не чужда наблюдательности; что в его произведениях мы видим то прочное творчество, которое, взяв лица из современного нам общества, умеет сделать их личностями общечеловеческими; что в выведенных им лицах вы можете изучать натуру человека вообще, под маскою страстей и желаний, принадлежащих нашему времени и обществу. Эти великие способности талантливой натуры, обнаруженные автором в рассказах «Детство» и «Отрочество», могли бы, казалось, служить причиной более внимательного исследования рассказа «Набег»; однако ж, пока автор не развил тех же самых положений в более полных формах, сущность его военных рассказов оставалась необъясненною. Оставив в стороне всё, что можно было бы сказать по поводу «Детства» и «Отрочества», мы теперь припомним только первый его рассказ, «Набег», бывший истинным и счастливым нововведением в описании военных сцен, о которых мы намерены говорить.
В этом рассказе обращает на себя невольно внимание капитан Хлопов. На этом капитане Хлопове сосредоточена, по-видимому, вся любовь автора; он — герой рассказа, он же — и нововведение. Однако определить это лицо было крайне трудно автору, потому что в нем нет ничего особенного. «У него была одна из тех спокойных русских физиономий, которым приятно и легко прямо смотреть в глаза». Вот всё, что можно сказать о капитане Хлопове. Он не Максим Максимыч Лермонтова, но несколько сродни ему; точно так же, как поручик Розенкранц не Печорин и не Мулла-Нур, хотя с виду и походил на Мулла-Нура. Капитан Хлопов не похож на капитана Миронова в «Капитанской дочке», но тоже сродни ему <¼>
Всякий истинный, дышащий правдой взгляд на вещи тем плодотворен в художественной деятельности, что он мгновенно превращается во множество лиц, и все эти лица кажутся живыми, как жива истина, их согревающая. Лишь только заученная маска, однообразная у всех, спала с лица героев, которых рядили чересчур уж монотонно и неестественно, вдруг все они показали свои лица, характерные и настоящие, какими они всегда были. Так в том же самом рассказе[4] автор представил уже нам много лиц типических из солдатского кружка. Хотя всех их автор коснулся только вскользь — как это он до сих пор делал во всех своих военных рассказах — однако ж лица эти уж как будто нам знакомы.
Здесь мы почувствовали вновь влияние современной русской повести на военные рассказы гр. Л. Н. Т.— Если первую черту этого влияния можно назвать разоблачением мишурности и вычурности, которою в прежнее время были одеты Розенкранцы и Болховы, и желание противопоставить им лица простые, каковы, например, капитан Хлопов, Тросенко и им подобные, то вторую черту, заимствованную из современной же нашей литературы, мы должны назвать стремлением к типическим лицам из простонародного круга. В прежней нашей литературе — пробегите лучшие рассказы — тип русского солдата был однообразен. Не так поступает гр. Л. Н. Т. Там, где он говорит, как человек мыслящий, у него русский солдат один, и характеристика его одна; где же он представляет нам лица, как художник, там у каждого своя личность; это разнообразие лиц дает ему средства подмечать характеристические черты и создавать типы. Это, мы полагаем, вторая причина успеха гр. Л. Н. Т. <¼>
[1] Дудышкин Степан Семенович (1821—1866) — критик, журналист. Ведущий сотрудник «Отечественных записок» с 1852 г. Автор множества статей о современных писателях — Л. Толстом, Тургеневе, Писемском, Григоровиче, Фете. Пытался найти компромисс между утилитаризмом революционно-демократической критики и эстетизмом т.н. «чистого искусства», между западниками и славянофилами. Подробнее о нем см. словарь «Русские писатели», т. 2, М., 1992. Статья напечатана впервые в журнале «Отечественные записки», 1855, № 12. Печатаем (с сокращениями) по первой публикации.
[2] Ср. в «Набеге» о поручике Розенкранце: «Это был один из наших молодых офицеров, удальцов-джигитов, образовавшихся по Марлинскому и Лермонтову».
[3] «Набег» был напечатан в «Современнике» (1853, № 3).
[4] Речь идет о рассказе «Рубка леса» (1855).
