МАЛЬКОВА СОФИЯ (11 В). Брюсов - переводчик
Брюсов был одним из первых переводчиков французских символистов (Поля Верлена, Артюра Рембо), переводил Эдгара По, Байрона, Гёте, Оскара Уайльда, Гюго, Метерлинка, Стивенсона, Шекспира. Как и любой переводчик, согласно Жуковскому, заметившему, что «переводчик в прозе – раб, переводчик в стихах – соперник», он изменял стихи подлинника в соответствии с тем, как сам представлял себе то, о чём пишет автор, или же в зависимости от того, насколько изменение ритма, рифмы или размера оригинала при переводе могло лучше передать настроение стихотворения и ассоциативные ряды, вложенные в него.
Переводы П. Верлена
В 1890-е годы французские символисты очень сильно влияли на русскую поэзию и на Брюсова в частности. В его сборнике 1890 года «Chefs d’oeuvre» отчётливо ощущается влияние Верлена – Брюсов экспериментирует с формами, с метафорами, конечно же, с образами, при создании которых используются уже не только общепринятые нормы и ассоциации, но и то, что подчас понимает только автор.
Переводя стихотворение Верлена «Аллегория», Брюсов сохранил его форму, но утяжелил эпитеты. Например, первую строчку Despotique, pesant, incolore, l'Ete (деспотическое, тяжёлое, бесцветное лето) он переводит так: Слепое, тяжкое, властительное лето! — таким образом усиливая фразу восклицательным знаком и словом «слепое», на месте которого в оригинале употребляется слово «бесцветное». Далее он переводит фразу L'homme dort loin du travail quitt? (люди спят, оставшись далеко от работы) как А люди грузно спят, Покинув все труды. Брюсовское «грузно» здесь исключительно его собственное впечатление от того, что описывает поэт. L'alouette au matin, lasse, n'a pas chant? (жаворонок утром, усталый, не пел) – пишет Верлен, а в переводе — И жаворонок звонкий Не пел. «Жаворонок звонкий» — устойчивое сочетание, которое использовалось и в народном творчестве, и во многих произведениях других авторов и, возможно, отрицание его делает «усталость» в оригинале ненужной. Рифмовку оригинала Брюсов не повторяет и использует перекрёстную вместо кольцевой. При этом нужно добавить, что строки в стихотворении Верлена не прерываются, тогда как в обоих примерах, приведённых из перевода, перетекают одна в другую, находятся на разных строках (заглавные буквы). Это объясняет смену рифмовки, ибо в случае с замкнутыми кольцом четверостишиями перетекания одного в другое не получилось бы.
Один из главных, как мне кажется, переводов стихотворений Верлена – это «Art po?tique» (Искусство поэзии). Брюсов соблюдает размер, сохраняет анафору C'est - То, но снова вместо оригинальной кольцевой рифмовки использует перекрёстную, более свободную. Но это не влияет на манеру стихотворения: Брюсов словно чувствует его, понимает и соглашается с ним, и тогда рифмовка уже не принципиальна.
В последнем четверостишии неожиданно используется рифмовка оригинала, и стихотворение завершается кольцом.
Que ton vers soit la bonne aventure
Eparse au vent crisp? du matin
Qui va fleurant la menthe et le thym...
Et tout le reste est litt?rature.

пусть ваша судьба будет
изменчивая в утреннем ветре
кто будет пахнуть мятой и тмином…
а всё остальное – литература.

Пусть в час, когда всё небо хмуро,
Твой стих несётся вдоль полян,
И мятою и тмином пьян...
Всё прочее — литература!
— пишет Брюсов энергичнее; авторское послание при этом сохранено.
Стоит сравнить перевод Брюсова с переводом Пастернака. В нём сохранена рифмовка оригинала, но нет той строгости и тех осторожных фраз, из которых состоит перевод Брюсова. Сразу обращают на себя внимание такие фразы, как торной не ходи дорожкой, точность точно под хмельком, осень небосвод ночной вызвезживает как попало, хребет риторике сверни etc. Некоторые слова и фразы Пастернаком добавлены (не церемонься с языком), а некоторых, наоборот, нет (l'Impair – нечётный). Развитие прослеживается очень чётко – насколько отношение к тому или иному поэтическому направлению меняет способ передачи мысли. Предел же несоответствия достигается в последнем четверостишии
Пускай он выболтает сдуру
Всё, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря...
Все прочее — литература.
Брюсов также перевёл одно из лучших стихотворений Верлена «Chanson d'automne» (Осенняя песня). Французскую поэзию переводить очень сложно: мелодичная сама по себе, она сложно передаётся в переводе, в котором нельзя выразить точно не то что игру звуков, но и подчас игру слов – а французские сочетания мягко звучащих обрывающихся окончаний друг с другом непередаваемы, тем более учитывая, чем была для символистов музыка. Название стихотворения «Песня» задачу только усложняет. Брюсов передаёт короткие и вместе с тем очень мелодичные строки, сохраняя манеру Верлена – хотя стиль оригинала отличается чем-то неуловимым — и действительно создавая песню.
Верленовские строки
Les sanglots longs
des violins
de l’automne
blessent mon coeur
d’une langueur
monotone.

[Долгие рыдания
скрипок
осенних
ранят моё сердце
печальной
монотонностью]

превращаются у Брюсова в
Долгие песни
Скрипки осенней,
Зов неотвязный,
Сердце мне ранят,
Думы туманят
Однообразно.
За счёт аллитераций Брюсовым создаётся музыкальность – в этом переводе Верлен передан точнее всего.
Переводы А. Рембо
Помимо достаточно многочисленных переводов стихотворений Верлена Брюсов сделал несколько переводов стихов Рембо.
Например, стихотворение «Au Cabaret-Vert» (В зелёном кабаре).
С первого же четверостишия Брюсов использует плавные переходы от последней строки четверостишия к первой следующего (тогда как в оригинале первое четверостишие завершённое). Настроение он тоже создаёт сразу же – с первой строки. Если стихи Верлена при переводе он делал торжественнее и серьёзнее, то здесь – наоборот. Фраза Depuis huit jours, j’avais d?chir? mes bottines (За восемь дней я изорвал ботинки) выглядит так Шатаясь восемь дней, я изорвал ботинки.
Поэт-переводчик передаёт дух молодого Рембо, который, по мнению многих, был более талантлив, чем Верлен, признававший в нём гения. Их поэтическая манера сильно различается, и уж тем более различаются переводы, в которых откладывается и авторское отношение (Брюсов восхищался Верленом, подражал ему, потому и переводы более возвышенные). Сильнее это видно в первом из двух трёхстиший, которые составляют вторую часть стихотворения (Брюсов эту форму сохраняет) :
— Celle-l?, ce n’est pas un baiser qui l’?peure ! –
[это та, кого поцелуй не испугает]
Rieuse, m’apporta des tartines de beurre,
[смеясь, принесла мне хлеб с маслом,]
Du jambon ti?de, dans un plat colori?,
[с тёплой ветчиной, на цветном блюде]

Сам же он пишет так:
Служанка-девушка (ну! не ее смутит
Развязный поцелуй) мне принесла на блюде,
Смеясь, тартинок строй, дразнящих аппетит.
Стиль Рембо в этом переводе показан мальчишеским, лёгким, даже более свободным, чем в оригинале. Употребляя такие слова и фразы, как «кружку пенную», «шатаясь», «засел», Брюсов упрощает стиль оригинала и создаёт свой образ Рембо.
Этот «легкомысленный» перевод неожиданно контрастирует с переводом стихотворения «Les Chercheuses de poux» (Искательницы вшей). Брюсов начинает стихотворение фразой «Дитя, когда ты полн мучений бледно-красных, И вкруг витает рой бесформенных теней», что резко отличается от выражений в переводе предыдущего стихотворения. Если в «В зелёном кабаре» использовать лёгкий стиль позволяло название и тема стихотворения, то в этом с помощью вычурного тона достигается комичность. Искательницы вшей описываются фразами вроде «Ты слышишь, как стучат их черные ресницы», «Под ногтем царственным вдруг громко хрустнет вошь», причём этот стиль в точности соответствует оригиналу – «leurs ongles royaux» (их королевские ногти) , «les silences Parfum?s» (аромат молчания) etc. Таким образом, стиль зависит от оригинала, автор не переделывает его под собственное представление, ибо иначе пропадёт смысл. Это стихотворение написано в притворно-пафосном тоне, что ещё более показательно, нежели преувеличенный переводчиком свободный стиль «В зелёном кабаре».
Переводы Дж. Г. Байрона
Брюсов переводил не только символистов, но и обращался к классике – например, к Байрону и Шекспиру. В частности, он переводит стихотворение Байрона «I would I were a careless child» (Хочу я быть ребенком вольным).
Стихотворение начинается такой строфой:
I would I were a careless child,
[я хотел бы быть беззаботным ребёнком]
Still dwelling in my Highland cave,
[жить в своей пещере в горах]
Or roaming through the dusky wild,
[или пробираться сквозь мрачную дикость]
Or bounding o’er the dark blue wave;
[или подходить к тёмным синим волнам]
The cumbrous pomp of Saxon pride
[громоздкая пышность саксонской гордости]
Accords not with the freeborn soul,
[не уживается со свободнорожденной душой]
Which loves the mountain’s craggy side,
[которая любит скалистые стороны гор]
And seeks the rocks where billows roll.
[и ищет камни, скатывающиеся вниз.]
Здесь, в отличие от поэзии символистов, ассоциации и отсылки вполне ясны: желание свободы сочетается с мечтами о горах, скалах, о море, оно противопоставляется гордости и пышности.
Хочу я быть ребенком вольным
?И снова жить в родных горах,
Скитаться по лесам раздольным,
?Качаться на морских волнах.
Не сжиться мне душой свободной
С саксонской пышной суетой!
Милее мне над зыбью водной
?Утес, в который бьет прибой!
Все эти классические отсылки, присутствующие в стихотворении, Брюсов подчёркивает: «горы» у него становятся «утёсом» – одиноким и свободным, не включённым в горную цепь. «Дикость» у него становится «раздольными лесами», свободной природой. Слово «суета», не употреблённое у Байрона, точно характеризует всё то, чему противопоставляется желание свободы героя стихотворения – мирскую пышность, гордость, высший свет etc. При этом Брюсов делает стихотворение более личным: «не уживается со свободнорожденной душой» — буквально пишет Байрон, Брюсов же переводит «Не сжиться мне душой свободной», и «Милее мне над зыбью водной», что направляет обращение героя на себя, тогда как в оригинале последние строки пишутся относительно души – свободная душа, которая любит скалистые горы.
Переводы У. Шекспира
Брюсов перевёл несколько сонетов Шекспира. Само по себе обращение к этому автору странно для писателя-символиста, но, возможно, оно объясняется тем, что в 1916 году, когда вышли переводы, исполнялось 300 лет с года смерти Шекспира (1616).
Сонет № 61. При переводе Брюсов чаще всего располагает строки в удобной ему последовательности – в этом случае сонет, написанный без пробелов между строками, он делит на четверостишия (и две строки в конце); сохраняет риторические вопросы, обращённые к ревнивой возлюбленной.
Строки сонета
Is it thy spirit that thou send'st from thee
[не твой ли это дух, посланный тобой]
So far from home into my deeds to pry,
[так далеко от дома, следить за мной]
To find out shames and idle hours in me,
[чтобы узнать, чего я стыжусь,]
The scope and tenure of thy jealousy?
[для силы и срока твоей ревности?]

переведены Брюсовым так:
Иль дух твой выслан, чтобы ночью черной,
От дома далеко, за мной следить
И уличить меня в вине позорной,
В тебе способной ревность разбудить?
«Ночью чёрной» — классическая ассоциация с «духом», который «высылается» какой-то волшебной силой, поэтому Брюсов употребляет это словосочетание.
Заканчивается сонет строками
For thee watch I, whilst thou dost wake elsewhere, о тебе я думаю,
пока ты просыпаешься где-то
From me far off, with others all too near.
далеко от меня, слишком близко с другими.
У Брюсова это выглядит так:
Ведь ты не спишь, и мысль меня тревожит,
Что с кем-то слишком близко ты, быть может!
Последняя строка делает сонет более личным: он обращает фразу напрямую к героине; первая часть предпоследней строки также поддерживает личное обращение – «ты не спишь», «с кем-то ты».
Переводы Э. А. По
Эдгар По в первую очередь известен своими мистическими и детективными рассказами. Произведения его в большинстве своём мрачные (например, столь любимый декадентами «Ворон»). Мрачные краски его рассказов соответствуют жизни, которой он жил – вне дома с 17 лет, часто голодал, его произведения почти не печатались; вся жизнь его была заполнена метаниями и полубезумными идеями.
Примечательно, что большинство переводов По были сделаны Брюсовым в 1924 году, то есть в год его смерти.
Одно из стихотворений Эдгара По, которые перевёл Брюсов, называется «A dream» (Сон).
Брюсов разделил стихотворение не на 4 четверостишия, как в оригинале, а на две части, причем обе они заканчиваются восклицательным знаком, тогда как в оригинале это риторический вопрос. Это не случайность, а брюсовская система – он всегда меняет риторический вопрос на восклицание, так переводил он и стихи Верлена, и других поэтов.
Брюсов получает возможность игры слов в этом переводе: английское «dream» означает одновременно и «сон», и «мечта». Сон как физическое состояние обычно обозначается словом «sleep», тогда как при употреблении «dream» чёткая грань между двумя смыслами стирается. К тому же По не употребляет никаких синонимов к слову «сон», поэтому строку «But a waking dream of life and light» (но сон жизни и света при пробуждении) Брюсов переводит как «Но грезы жизни, сон денной».
Переводя стихотворение «Song» (Песня), он постоянно ставит акценты, подчёркивает слова с помощью пунктуации и расстановки слов в предложении. При этом можно заметить, что Эдгара По, в отличие от Верлена, Брюсов переводит настолько близко к оригиналу, насколько это возможно. Он не меняет ни размера, ни ритма, ни чередования рифм – даже если слова в оригинале повторяется, он повторяет их (или однокоренные) в переводе. Например, строки «And in thine eye a kindling light (Whatever it might be)» (В твоих глазах свет (что бы он ни означал) переведены как «Лучистый блеск в твоих очах (Что ни таила ты)».
Брюсов также перевёл стихотворение По «Imitation» (Имитация/Подражание). В нём, как и в большинстве других, присутствуют темы света и тьмы, сна, который сковывает разум. Это уже не прежние легкомысленные переводы – в конце жизни темы явно меняются. Перевод соответствует оригиналу: серьёзный, мрачный, глубокий.
Стихотворение начинается такими строками:
A dark unfathom’d tide
[тёмный прилив]
Of interminable pride -
[бесконечной гордости —]
A mystery, and a dream,
[тайной и сном]
Should my early life seem
[должны казаться мои ранние годы]

При переводе Брюсов отягощает это четверостишие:
Сумрак неизмеримый
Гордости неукротимой,
Тайна, да сон, да бред:
Это – жизнь моих ранних лет.
Здесь можно увидеть отсылку к жизни автора. По не было ещё 17 лет, когда из-за ссоры с приёмным отцом он порвал отношения с семьёй (хотя приёмная мать его очень любила) — отец отказался уплатить его карточный долг. Эдгар считал этот долг долгом чести, и потому отказался оставаться в богатой приёмной семье и ушёл. Отношения его с Джоном Алланом и до этого складывались непросто: Эдгар По в молодости был вспыльчив, мог подделать вексель с подписью Аллана, наговорить ему грубостей etc. Аллан и до этого был недоволен приёмным сыном, и карточные долги последнего стали только поводом для окончательного разрыва. Возможно, именно об этом говорят две первые строки стихотворения, ведь По не остался просить денег даже у госпожи Аллан, но сознательно обрёк себя на фактически нищенскую скитальческую жизнь. Тема безумия, которая, как и вышеупомянутые, интересует Брюсова, тоже напрямую относится к жизни Эдгара По, последние годы жизни которого были очень тяжёлыми; рядом с ним никого не было – госпожа Аллан умерла, как и его жена Виргиния, а её подруга, обещавшая ей не покидать По, оставила его, когда психическое расстройство писателя и припадки алкоголизма стали невыносимыми. Поэзия Брюсова в последние годы его жизни так же тяжело воспринималась современниками, казалась очень сложной, как и поэзия По, которую при его жизни в Америке не оценили вообще, и это объясняет обращение поэта к Эдгару По и переводы его стихов.
В переводах Брюсова можно наблюдать некоторую градацию. Его ранние переводы французских символистов передают его личное отношение не только к теме стихотворений, но и к самим авторам, и он изменяет стиль в соответствии с этим отношением. Позднее, переходя к Шекспиру и Байрону, он экспериментирует с личностью героя в стихотворении, с манерой его обращения к себе или к возлюбленной и с вызываемыми у читателя ассоциациями с той или иной эпохой и с теми или иными настроениями героя (признанные обозначения жажды свободы, одиночества, ревности, любви etc). Переводы мистических, мрачных стихотворений Эдгара По приходятся на конец его жизни, когда он чувствует и воспринимает всё именно так, как написано в оригинале, потому изменений практически нет.