М.Ф. А. БЛОК. «ПЛЯСКИ СМЕРТИ» (внутри цикла «Страшный мир»)
В заглавии цикла значимы оба слова (как всегда у Блока, особенно тщательно выбиравшего названия для циклов). Прежде всего, важнейший для этого цикла мотив — это мотив смерти. Во всех пяти стихотворениях цикла присутствует образ мертвеца; действующие лица всех стихотворений — призраки, тени... И постоянно мертвое противопоставляется живому:
Живые спят... Мертвец встает из гроба...
Это противопоставление вполне традиционно (и характерно для Блока), но разрешается оно не вполне обычно. В первом стихотворении мир живых представлен столь ничтожным:
Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор... —
что невольно возникает впечатление: единственно истинно живой здесь — это и есть мертвец; смерть — уход из этого мира, избавление от «незначащих речей», «привычно-светской злости» и т.д. Но уже во втором стихотворении эта иллюзия разрушается:
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится всё как встарь...
«Исхода нет».
Нет выхода из этого мира, который во втором стихотворении кажется еще беднее, чем в первом. Если в первом стихотворении есть Зал многолюдный и многоколонный, — то во втором нет даже людей, лишь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь...
В третьем стихотворении появляется новая модификация смерти — смерть неистинная, точнее — не жизнь и не смерть. Это — сон, неполное проникновение в тот мир и неполный уход из этого мира: еврей-аптекарь не видит ничего во сне (во всяком случае, Блок о его сне ничего не говорит) и не видит призрака смерти, появившегося в этом, живом мире. Важен сон и для четвертого стихотворения, которое начинается словами: «Старый, старый сон». Очень важны сквозные мотивы и атрибуты, связанные со смертью. Действие большинства стихотворений происходит ночью, в пустоте, в темноте; часто — около реки:
Старый, старый сон. Из мрака
Фонари бегут — куда?
Там — лишь черная вода,
Там — забвенье навсегда.
Смерть неразрывно связана с забвеньем — поэтому она и неприемлема как выход из трагической жизни для Блока, главная ценность для которого — память. Один из атрибутов смерти — яд:
А перед шкапом с надписью «Venena»... (Стих. 3)
И острый яд привычно-светской злости...
(Стих. 1)
Недаром в стихотворениях 2 и 3 упоминается аптека. Другой атрибут смерти — таксомотор /автомобиль является в символическом языке Блока символом гибели, смерти/:
А мертвеца к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
И таких символов в цикле множество; часто они повторяются (темная, манящая река). Очень важен для цикла мотив пути. В заглавии цикла есть слово «пляска»; в стихотворениях — множество глаголов движения («И в банк идет, и в суд идет, в сенат», «Тень скользит из-за угла, к ней другая подползла», а в стихотворениях, где их нет, присутствует образ жизненного пути, обобщенный и символичный. Это бессмысленный путь в бессмысленном мире, где всё возвращается на круги своя и царствует дурная бесконечность. Эти мотивы, образы, проходя через все стихотворения цикла, объединяют их в единое целое — вот основной композиционный принцип, по которому и построен цикл. И не путь ли это к тому, что весь мир заполонят мертвецы (ведь в мире уже достаточно их, они живут там вполне успешно...)? Ведь мир становится всё страшнее. Это отражается и в композиции отдельно взятых стихотворений: кольцевая и зеркальная композиция 2 стихотворения, например; отражается и в композиции цикла вообще. Пляска — это тоже движение, но движение, близкое к оргии (ср. вакхическая пляска). На первый взгляд, пляска — стихийная, страстная — должна привлекать Блока; но он нагнетает эпитеты «безобразный», «бледный», «черный», давая нам понять, что эта стихия лишена гармонии; пляска становится хаосом. Хаос противостоит другой стихии, присутствующей в цикле (правда, в несколько сниженном виде),— любви:
В ее лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...
Наконец, нельзя забывать, что «Пляски смерти» — это цикл внутри цикла «Страшный мир». И всё, о чем говорится в стихотворениях, происходит в страшном мире, на фоне страшного мира — мира безобразного и бессмысленного:
Воет ветер леденящий.
Пусто, тихо и темно.
Наверху горит окно.
Всё равно.
В этом цикле — одно из самых жутких изображений страшного мира. Кошмар усиливается акцентом на социальное, появляющимся в четвертом и пятом стихотворениях:
Вновь богатый зол и рад,
Вновь унижен бедный.
С кровель каменных громад
Смотрит месяц бледный,
Насылает тишину,
Оттеняет крутизну
Каменных отвесов,
Черноту навесов...
Мир тем более страшен, что царь, который «блюдет законы» и для которого движется и делается здесь всё, это появляющийся с «далеких пустырей» призрак одного из убитых русских царей (вероятно, Павла 1):
Шея скручена платком,
Под дырявым козырьком
Улыбается.
Царем этого мира является смерть. Достаточно часто встречающийся у Блока мотив — призрачности мира, с этим связаны сон, тени, притворство:
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Третий призрак. Ты куда,
Ты, из тени в тень скользящий?
Примечательно то, что в цикле присутствуют лишь два мира: земной — страшный мир — и мир мертвый (сравнимый с адом). Но нет светлого, идеального мира; нет мира мечты, к которому стремится душа лирического героя стихотворений. Если пользоваться терминологией З.Г. Минц, есть земля и есть Ад — но неба в цикле нет. Это цикл отчаяния. Звуки в цикле — это звуки страшного или потустороннего мира: лязг костей, скрип костей скелета в 3 стихотворении, это:
В воротах гремит звонок,
Глухо щелкает замок...
Цвет: встречается лишь черный, белый и — один раз — алый; черный и белый — два цвета гибели и смерти; причем белый цвет — уродливо искаженный: «бледный» или «белесый»; это не может быть цветом светлого дня... Знаком победы страшного мира, мне кажется, является ухмылка мертвого царя — «улыбается» — последнее слово последнего стихотворения цикла. В течение по крайней мере двух лет (1912—14) Блоку часто казалось, что исхода из страшного мира — нет.
