Помещаем давнюю летнюю работу, интересную и для сегодняшних старшеклассников.

 

А. Б.  БЛОК И ВРУБЕЛЬ

1999 

 «Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона»,

Блок «О современном состоянии русского символизма».

 

Блок (1880—1921) и Врубель (1856—1910); жизнь обоих пришлась на перелом веков, девятнадцатого и двадцатого. Это было время напряженного ожидания вот-вот готовой нагрянуть катастрофы; оно охватило всех современников: от Бунина (кстати, очень не любившего Блока): «Хозяин умер, дом забит Куда летит/ Через усадьбу шалый пес? Это я писал летом 16 года, сидя в Васильевском, предчувствуя то, что в те дни предчувствовалось, вероятно, многими, жившими в деревне, в близости с народом. Летом прошлого года это осуществилось полностью: Вот встанет бесноватых рать/ И, как Мамай, всю Русь пройдет…»[1]) до Анненского: «И лишь концы мучительного круга/ Не сведены в последнее звено, — / Хочу ль понять, тоскою пожираем,/ Тот мир, тот миг с его миражным раем…/ Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет…/ А сад заглох… и дверь туда забита…» — из «Черного силуэта»[2]). Ожидание, которое можно было бы охарактеризовать словами Лермонтова: «Настанет год, России черный год…».                                                                                                                                                                          

 Блок объединяет себя с Врубелем: «мы, художники»[3], — хотя они никогда не были знакомы. Объединяла их прежде всего тема Демона, поэтому «Демон сидящий» (1890) и «Демон поверженный» (1902) будут упоминаться вслед за Блоком чаще всего, хотя его любимой картиной была «Царевна-лебедь»[4]. Но тема Демона была не единственной общей; символично сочетание двух одновременно выставленных на нижегородской выставке 1896 года панно Врубеля: «Принцесса Грёза», написанного по мотивам европейской легенды, и «Микула Селянинович», созданного по мотивам былины; от них протягивается нить к «Скифам» Блока: «Да, азиаты – мы… Мы любим всё … Мы помним всё»[5], — тема «симбиоза» национального и европейского в России. Ещё одна тема – тема Гамлета, к которой они оба обращались не раз, начиная с юности: три картины Врубеля (1883, 1884,1889) — и роль Гамлета в любительском спектакле 1898—ого года, привлекавшая Блока «неодолимо»[6], (1901), обсуждение «Гамлета» с женою и матерью в письмах 11-ого года, в 20-м году, деля жизнь Шекспира на периоды, назвал один из них «Гамлетовским»[7]. «Гений мысли» и «красота Офелии»…

Позднейшие исследователи Врубеля упрекали Блока в создании «романтического представления о «единственном», об одиноком и гениальном пришельце то ли из эпохи Возрождения, то ли из средних веков»[8], однако цитировали его при описании картин: «Портрета Саввы Ивановича Мамонтова», «призванного изобразить сияние славы, поскольку в этом «сиянии» для художника – залог возможности одолеть «сумрак неминучий»»[9] (цитата из блоковского «Возмездия»: «Над нами — сумрак неминучий / Иль ясность божьего лица»[10]); портретов вообще, в противопоставлении другим картинам: «Эта строгость цветового решения соответствует серьёзности отношения Врубеля к моделям, но так не похожа на «лиловые миры» (Блок) Врубеля в его картинах»[11]. Картин вообще: «Едва ли не любая его композиция и даже портрет – выражение «громадного личного мира художника», по словам Александра Блока»[12]; «Блок говорил о «борьбе золота и синевы» в картинах Врубеля»[13]. И жизни художника: «Символистская эпоха акцентировала в жизни Врубеля «печать безумия и рока» (Блок)»[14]; «Биография художника превращается в применение, символ, миф, в исполнение некоторого предначертания, «миссии», то есть – в «житие». Об этом говорил Блок в речи «Памяти Врубеля»»[15]. Не думаю, что обилие цитат из Блока  случайно: он, хотя по-своему, очень тонко чувствовал Врубеля (иначе как объяснить то, что искусствоведы не могут найти более точного определения картинам, чем «лиловые миры», и пользуются блоковским), а, значит, связь между ними, несомненно, есть.

Но вернёмся к Демону. Для Блока Он – первый лирик, а потому – «Человек»; поэт объединяет себя с ним: «Умеющий услышать и, услыхав, погибающий, — он с нами. И вот ему – вся нежность нашей проклятой лирической души. И все проклятые яства с нашего демонского стола»[16], — именно поэтому  тема Демона так важна для Блока. «Проклятую цветную легенду о Демоне создал Врубель, должно быть глубже всех среди нас постигший тайну лирики и потому – заблудившийся на глухих тропах безумия»,[17] — Врубель для него тоже лирик, в полном соответствии с приведенным выше определением.

«Цветная легенда»…  Не считая набросков, у Врубеля есть три картины: «Демон сидящий», «Летящий Демон» и «Демон поверженный» — можно сказать, что они составляют сюжет одной легенды. Упоминаний о первых двух у Блока не встречается, кроме одной фразы, и то сказанной о «поверженном», так что возможно только предположение, что речь идёт о «Демоне сидящем»: «У Падшего уже нет тела, — но оно было когда-то, чудовищно-прекрасное»[18]. Высказывание Врубеля о Демоне: «Демон – Дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всём том Дух властный и величавый»,[19]— по всеобщему мнению искусствоведов, нельзя отнести к «Демону поверженному», но, кажется, Блок не был с ними согласен.

В большинстве случаев он говорит об одной картине Врубеля – «Демоне поверженном»: именно она, со своими «лиловыми мирами» («лиловые миры революции»[20]) и «борьбой золота и синевы», изображающая мировой вечер, интересует его, предчувствующего конец девятнадцатого века не самого по себе, как отрезка времени, а жизни, сложившейся за ушедший век. Это очень заметно в «Возмездии», названном своим автором «полным революционных предчувствий»:

             Ты занят всякими делами,

             Тебе, конечно, невдомек,

             Что вот за этими стенами

             И твой скрываться может рок…[21]

                                                                   (первая глава, начало)

             Всё издалёка предвещало,

             Что час свершится роковой…[22]

                                                                    (первая глава, конец)              

              Востока страшная заря

              В те годы чуть ещё алела…[23]

                                                                    (вторая глава, начало)

              Раскинулась необозримо

              Уже кровавая заря,

              Грозя Артуром и Цусимой,

              Грозя Девятым января…[24]

                                                                           (вторая глава, конец)

 

Здесь же, в «Предисловии» к «Возмездию», о Врубеле: «громадный личный мир художника, безумное упорство, ненасытность исканий – вплоть до помешательства»[25] (вспоминаются неестественно огромные глаза врубелевских героев: Богоматери и «ангела с кадилом» на эскизах росписи Владимирского собора, «мужчины в старинном костюме», Азраила на картинах 1898 и 1904 гг.).

В первой редакции поэмы:

                 «Твой Врубель – кто?» — отвсюду разом

                 Кричат… Кто Врубель? – На, лови!

                 (О, господи благослови…)

                 Он был… печерским богомазом.[26]

В самом «Демоне поверженном» Блок не видит ни детски-капризного лица, ни «деформированного тела, ни искривленного рта, ни диких и бессильно грозящих глаз»[27]; для него Он – «юноша в забытьи «Скуки», будто обессилевший от каких-то мировых объятий; сломанные руки, простертые крылья»[28] с «ясностью печальных очей, дивным светом лика, павлиньим блеском крыльев»[29] — контраст в описаниях поразителен и не может быть объяснен лишь потемнением красок на картине. Блок увидел за самим изображением что-то другое? – Он рассказывает «легенду» о том, что в непрерывной череде переписывания головы Демона Врубель создал «голову неслыханной красоты», но художник «впоследствии уничтожил и переписал вновь – испортил, [современник: «и потом опять появлялись в выражении лица Демона глубокая грусть и новая красота»[30]] как говорится на языке легенды; этот язык принуждает свидетельствовать, что то творение, которое мы видим теперь в Третьяковской галлерее, — есть лишь слабое воспоминание о том, что было создано в какой-то потерянный и схваченный памятью лишь одного человека миг»,[31]— слова, подтверждающие мнение искусствоведа через шестьдесят лет. Но Блоку «дороже то, что Венера найдена в мраморе, нежели то, что существует её статуя»[32].

Интересен факт, что называя количество голов Демона, Блок говорит о сорока: «переписывал голову Демона до сорока раз», — в другой речи, «О современном состоянии русского символизма», он утверждает ещё определённее: «Врубель видел сорок разных голов Демона, а в действительности их не счеть»[33], — сорок в древнерусском языке было синонимом «много»; дальше сорока не считали. Не счесть голов Демона, так как не счесть «миров искусства, совершенно  не похожих на этот мир, только страшно влияющих»[34]; художник (опять, как и в другой речи, художник в очень общем смысле слова; Блок обьединяет Врубеля с Лермонтовым, Гоголем, Коммиссаржевской) должен выдерживать ветер из этих миров. Но искусство ещё «чудовищный и блистательный Ад», «именно в черном воздухе Ада находится художник, прозревающий иные миры. И когда гаснет золотой меч происходит смешение миров, и в глухую полночь искусства художник сходит с ума и гибнет»,[35]— написано прямо о Врубеле (ср.: «его затопила ночь искусства, потом – ночь смерти», из «Памяти Врубеля»), хотя Блок имел в виду тогда художника вообще.

Другой Демон, лермонтовский, тоже вызвал отклик у Блока. Известно, что Врубель иллюстрировал «Демона» Лермонтова и, возможно, его иллюстрации (1890-91гг.) напомнили поэту о более раннем Демоне. «Демон» 1910-ого года с явными ссылками на поэму Лермонтова: «с мечтой о Тамаре», «ненужные складки чадры», «Пусть скачет жених – не доскачет»; но есть своеобразные ссылки и на врубелевского «Демона поверженного»: «дымно-лиловые горы», «плети изломанных рук», «навеки без сил» (ср. с описанием Демона в «Памяти Врубеля», см. выше). «Демон» 1916 года – своеобразный вариант концовки поэмы, показывающий нежелание Блока, чтобы его Демон был побежден. Но и «Демона поверженного» он характеризует словами Лермонтова: ««И зло наскучило ему» Громада лермонтовской мысли заключена в громаде трех цветов [ золотой, синий, лиловый] Врубеля»[36]. «Бессменная тревога духа» Лермонтова была, несоменно, близка Блоку.

По словам Дмитриевой, одного из основных советских искусствоведов, «Блок равно преклонялся перед Врубелем и перед Толстым»[37]— слова, свидетельствующие об очень высокой оценке Врубеля Блоком. Первая фраза о Новом Обществе Художников и их выставке в залах Академии наук: «Среди новых художников нет таких мощных, как Врубель»,[38] — говорит о том же. «Тех миров, которые видел он, мы ещё не видели в целом, и потому удел наш – одним – смеяться, другим – трепетать, произнося бледное слово: «гений»»,[39] — Блок никогда,и это очевидно, не смеялся над Врубелем, а значит, исходя из его собственных слов, Врубель для него гений. Он, повинуясь словам: «Ищи Обетованную Землю», — ушел, «а мы, отстающие теряем из виду его, теряем и нить его жизни Нить жизни Врубеля мы потеряли вовсе не тогда, когда он «сошел с ума», [выходит, для Блока он никогда с ума не сходил, хотя в конце речи: «Художник обезумел»] но гораздо раньше: когда он создавал мечту своей жизни – Демона»[40]. Замечу, что говоря о Врубеле, Блок цитирует Лермонтова: «Демон его и Демон Лермонтова – символы наших времен: Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет».[41]

Из письма Соловьеву: «Врубель, который затягивает и пугает реально, (подчеркивание мое – А.Б.) особенно когда вспомнишь, что с ним теперь»,[42]— Почему именно «реально»? — Это случайно брошенное автором слово, как и вся фраза в целом, так как судьба Врубеля не была темой письма, по моему, очень вяжется с другим, таким же второстепенным для данного письма матери предложением: «С Врубелем я связан жизненно»[43]. Какая между ними связь? – Не зря Блок объединял себя с Врубелем: «Мы, как падшие ангелы ясного вечера, должны заклинать ночь».[44] 

 

Список литературы:

  1. Александр Блок, собрание сочинений в восьми томах (т. 3, 5, 7, 8); М.-Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1962.
  2. Александр Блок в воспоминаниях современников в двух томах; Москва: «Художественная литература», 1980.
  3. Михаил Александрович Врубель, переписка, воспоминания о художнике; вступительная статья Э.П. Гомберг-Вержбинской; Л.–М.: «Искусство», 1963.
  4. Нина Александровна Дмитриева «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984.
  5. Михаил Алленов «Михаил Врубель»;  «Слово», 1996.
  6. Алла Гусарова «Михаил Врубель»;  «Трилистник».

 

[1] Иван Бунин «Окаянные дни»; Москва, Советский писатель, 1990. Стр. 71.

[2] Анненский И.Ф. Избранное. М.:  Правда, 1987, стр. 135.

[3] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр.  422.

[4] См. Нина Александровна Дмитриева. «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984, стр. 75.

[5] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 3, стр. 360-361.

[6] См. об этом: М.А. Рыбникова «Блок в роли Гамлета и Дон-Жуана» (Александр Блок в воспоминаниях современников в двух томах; Москва: «Художественная литература», 1980, стр.128-131).

[7] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 7, стр.384.

[8] Нина Александровна Дмитриева «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984, стр. 11.

[9] Михаил Алленов «Михаил Врубель»; М.: «Слово», 1996, стр. 44.

[10] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 3, стр. 301.

[11] Алла Гусарова «Михаил Врубель»; Москва: «Трилистник», стр. 38.

[12] Там же, стр.3.

[13] Нина Александровна Дмитриева «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984, стр. 72.

[14] Там же, стр.5.

[15] Михаил Алленов «Михаил Врубель»; М.: «Слово», 1996, стр. 11.

[16] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 133.

[17] Там же, стр. 131.

[18] Там же, стр. 423.

[19] Михаил Александрович Врубель, переписка, воспоминания о художнике; вступительная статья Э.П. Гомберг-Вержбинской; Л.–М.: «Искусство», 1963, стр. 24.

[20] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 435.

[21] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 3, стр. 311.

[22] Там же, стр. 327.

[23] Там же, стр.  329.

[24] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 3, стр. 331.

[25] Там же, стр. 295.

[26] Там же, стр. 443.

[27] Нина Александровна Дмитриева «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984, стр. 78.

[28] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 423.

[29] Там же, стр. 424.

[30] А.П. Иванов «Врубель»; Пг., 1916, стр. 278.

[31] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 422.

[32] Там же.

[33] Там же, стр. 433.

[34] Там же.

[35] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5,  стр. 434.

[36] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 423.

[37] Нина Александровна Дмитриева «Михаил Александрович Врубель»; Ленинград: «Художник РСФСР», 1984, стр. 66.

[38] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 673.

[39] Там же, стр. 422.

[40] Там же, стр. 423.

[41] Там же, стр. 424.

[42] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 8, стр. 78.

[43] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 8, стр. 306.

[44] Блок, собр. соч. в 8-ми томах; М.-Л.: Гос. Изд. Художественной  Литературы, 1962, т. 5, стр. 424.