Е.А. ЯБЛОКОВ.  М. А.  Шолохов (1905-1984)

Роман «Тихий Дон» (1925-1940)

 

Жизнь и творчество Михаила Александровича Шолохова — один из примеров того, как яркий и своеобразный литературный талант был подчинен политическим режимом и стал его неотъемлемой частью, превратившись в один из символов «официальной» советской литературы; сложилось так, что все свои основные произведения писатель создал в возрасте до 35 лет, а затем почти полвека числился прижизненным классиком, мэтром «социалистического реализма».

Юность Шолохова совпала с годами гражданской войны, в которой он принимал участие на стороне красных — причем, по его собственному признанию, «шибко комиссарил» и за превышение власти (т. е. за особо жестокое обращение с «врагами революции») даже попал под ревтрибунал (как тогда назывались суды). В это время началась и его литературная деятельность: писать Шолохов стал в возрасте 18 лет.

Вся жизнь и творчество писателя были связаны с Доном — местами, где он родился и в основном жил до конца своих дней; до революции этот регион именовался Областью Войска Донского — по названию одного из одиннадцати казачьих войск, располагавшихся вдоль южных границ России. В начале XX в. казаками называли представителей военно-крестьянского сословия, сформировавшегося еще в XV—XVI вв. из беглых крестьян, которые создавали самоуправляющиеся общины за границами тогдашних России и Польско-Литовского государства — на Днепре, Дону, Тереке, Волге, Урале и т. д. В XVI—XVIII вв. казаки составляли основную движущую силу антиправительственных восстаний и крестьянских войн, но постепенно, с XVIII в., царское правительство начало использовать казачество для охраны границ и превратило его в привилегированное сословие. За несколько веков внутри казачества сложились самобытные отношения: специфическая система самоуправления, особый экономически-бытовой уклад, своеобразные моральные нормы, обычаи и фольклор. Поэтому многие казаки считали себя не только исключительной частью народа, но даже и особой нацией — противопоставляли себя «русским». Накануне революции казачество в России насчитывало около 4,5 млн. чел. Важно отметить, что к началу XX в. в русском языке (особенно среди городского населения) слово «казак» чаще всего ассоциировалось с представлениями о полицейских функциях и правительственном терроре: казаки не только храбро воевали на внешних фронтах, но и систематически использовались внутри страны как карательные войска — для подавления массовых беспорядков, революционных выступлений и т. п.; поэтому, например, отношение большевиков к казачеству было весьма настороженным и недоверчивым, и это весьма существенно повлияло на то, какую позицию заняли казаки в гражданской войне.

Тема казачества присутствует уже в первой книге Шолохова — «Донские рассказы» (1926). Она посвящена событиям гражданской войны; главная тема рассказов — эпизоды жестокой «классовой борьбы» на Дону, которая разъединяет родных людей, раскалывает семьи. Уже здесь очевиден самобытный талант Шолохова, его умение создавать запоминающиеся характеры героев, сталкивая их в острых, драматичных конфликтах; но идейная позиция автора «Донских рассказов» вполне обычна для советской литературы того времени: мир разделен на два лагеря — «красных» и «белых», и, при всем драматизме изображаемых ситуаций, симпатии писателя отданы лишь одной стороне: «классовое» для него важнее, чем общечеловеческое.

Рассказы начала 1920-х годов оказались подготовительным этапом к созданию главного произведения Шолохова — романа «Тихий Дон», писавшегося в течение 1925—1940 гг. Как это нередко бывает, в ходе работы над книгой замысел автора менялся. Сам писатель рассказывал, что вначале предполагал написать роман, события которого были бы ограничены рамками гражданской войны: «Первоначально я не мыслил так широко его развернуть. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград» (т. е. с конца лета — начала осени 1917 г.). Однако затем Шолохов почувствовал необходимость углубиться в прошлое: «Для читателя остается непонятным — почему же казачество приняло участие в подавлении революции. Что это за казаки? Что это за Область Войска Донского?.. Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе». В результате основное действие стало охватывать период с 1912 по 1921 г.

«Тихий Дон» состоит из четырех книг (восемь частей). По жанру его чаще всего называют романом-эпопеей: самая известная аналогия — «Война и мир» Л. Толстого. Толстовская традиция действительно играет важную роль в романе Шолохова, где, как и в «Войне и мире», совмещается несколько аспектов изображения: судьбы отдельных персонажей — судьбы семей — судьба народа (вспомним толстовские определения «мысль семейная» и «мысль народная»). Конечно, создание панорамы реальных исторических событий не является главной задачей Шолохова — он исследует, как эти события повлияли на судьбу народа, его психологию и моральное состояние. Автор «Тихого Дона» приходит к выводу, что Первая мировая война, две революции 1917 г. и гражданская война, следующие друг за другом, оказались единой полосой катастроф, разрушающих уклад народной жизни, который складывался в течение веков.

С идеями Толстого связано и стремление Шолохова представить картину истории в виде единого, цельного потока. Поэтому образ реки, название которой стало заглавием книги, имеет не только «географический» смысл, но представляет собой философскую метафору: это течение народной жизни, которое в начале XX в. оказалось взбаламучено, искажено, окрашено кровью. Недаром «Тихий Дон» открывается двумя эпиграфами — отрывками из старинных казачьих песен: в них возникают образы земли, «засеянной казацкими головами», и замутившегося Дона, «наполненного материнскими слезами». Сюжетно и «географически» роман связан в основном с жизнью и бытом донских казаков, однако испытания, выпавшие на их долю, касаются, конечно, и всего народа России. Шолохову удалось глубоко раскрыть трагедию гражданской войны, в которой не может быть победителя, поскольку в ней сталкиваются части единой нации.

Кульминацией романа является его шестая часть (третья книга), повествующая о вспыхнувшем в 1919 г. на Дону восстании против красных, центром которого оказалась станица Вёшенская. Шолохов пояснял в письме к Горькому (1931 г.), что для того, чтобы вскрыть причины этого восстания, ему необходимо было показать «отрицательные стороны политики расказачивания и ущемления казаков-середняков» — т. е. сказать о роковых, трагических ошибках, допущенных большевиками. Однако в конце 1920-х годов, когда писалась эта часть «Тихого Дона», данная тема была весьма «опасной», ибо как раз в это время под лозунгом «сплошной коллективизации» началась новая волна репрессий против крестьян, которых безжалостно заставляли вступать в колхозы.

В творческой истории «Тихого Дона» его третья книга обрела как бы свою собственную историю — и этот эпизод судьбы писателя хорошо иллюстрирует те отношения между литературой и властью, которые сложились в СССР к концу 1920-х годов. После того, как в 1928 г. увидела свет вторая книга, стало ясно, что автор «Тихого Дона» отнюдь не склонен утверждать абсолютную правоту большевиков в гражданской войне. Тогда  Шолохову было предложено изменить замысел в «нужном» направлении — так, чтобы «привести» главного героя романа, Григория Мелехова, в лагерь красных. Однако писатель отказался «исправлять» книгу; вероятно, не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что в конце 1920-х годов Шолохов оказался свидетелем эпизодов «коллективизации» на Дону: размах антикрестьянского террора на рубеже десятилетий живо напомнил о событиях десятилетней давности (с той разницей, что теперь войну против народа вело собственное правительство).

Сталину были известно мнение Шолохова о репрессивной политике в деревне: так, в одном из писем 1929 г. Шолохов говорит, что «середняк раздавлен» и «народ звереет»; в январе 1931 г. он пишет Сталину о том, что происходит вокруг — в казачьих станицах, где организованы колхозы: «Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь все это своими глазами». В середине 1931 г. Сталин встретился с Шолоховым в доме Горького в Москве; содержание их разговора доподлинно неизвестно, но, судя по всему, автору «Тихого Дона» была предложена дьявольская сделка — он получал разрешение на продолжение публикации романа, а взамен должен был создать «оптимистичную» книгу о коллективизации. Шолохову пришлось принять эти условия; в 1932 г. третья книга «Тихого Дона» увидела свет — а параллельно стали печататься главы нового произведения, романа «Поднятая целина», в котором писатель показывал движение «консервативного» казачества к «светлому» колхозному будущему (правда, в то время была написана лишь первая часть «Поднятой целины» — вторую же Шолохов завершит почти через тридцать лет, в конце 1950-х годов).

В момент, когда печатание «Тихого Дона» было приостановлено, на рубеже 1920-1930-х годов, возникла одна из устойчивых легенд русской литературы XX в. — вопрос об авторстве этого романа. Появились слухи о том, что рукопись первых двух книг якобы была украдена Шолоховым у другого автора — некоего белогвардейского офицера, погибшего в гражданскую войну. В 1932 г. дело о «плагиате» даже разбиралось в суде и Шолохов был оправдан. Однако, несмотря на многочисленные опровержения, легенда продолжает существовать и в наши дни: сторонником версии о плагиате является, например, А. Солженицын, с предисловием которого в 1974 г. в Париже вышла книга под псевдонимом Д* (ее написала литературовед И. Медведева-Томашевская) «Стремя “Тихого Дона” (Загадки романа)», где утверждалось, что автором части романа был в основном писатель Ф. Крюков (1870—1920), а Шолохов лишь отредактировал текст Крюкова и включил в него ряд собственных фрагментов. В 1980-х годах для исследования данного вопроса был применен компьютерный анализ текста романа, в результате которого было подтверждено авторство Шолохова (см. указанную в списке литературы книгу четырех авторов «Кто написал “Тихий Дон?”»).

Несмотря на совершившийся компромисс с властью, Шолохов всё же не мог спокойно относиться к тому, что происходило вокруг. В 1933 г. в письме Сталину он рассказывал, как у колхозников под пытками отбирают хлеб, чтобы выполнить план хлебозаготовок; в 1938 г. — сообщал о массовых репрессиях против партийных работников в Ростовской области; хлопотал за арестованных — в том числе за сына А. Платонова (в 1938 г. пятнадцатилетний мальчик был приговорен к пяти годам заключения в лагере). Угроза ареста висела и над самим Шолоховым, и только после вмешательства Сталина преследование писателя было прекращено. Более того: в 1941 г. за роман «Тихий Дон» он одним из первых был удостоен Сталинской премии — в те годы высшей литературной премии в СССР.

И всё же атмосфера страха, в которой существовала вся страна, сделала свое дело: воля Шолохова была сломлена, и он стал «удобным» для властей писателем. В 1940—1950-х годах он еще занимался литературной работой (написаны главы из романа «Они сражались за Родину», рассказ «Судьба человека», вторая книга «Поднятой целины»), но из художника фактически превратился а в литературного чиновника, «деятеля литературы» — который, например, в 1960-х годах яростно выступал с высоких трибун против «диссидентов», требовавших свободы слова. Шолохов был дважды Героем социалистического труда, являлся лауреатом всевозможных премий; в 1965 г. ему была присуждена и Нобелевская премия по литературе — за создание «эпоса о донском казачестве», т. е. за то, что было сделано еще четверть века назад: главной книгой писателя остался «Тихий Дон».

Действие огромного романа начинается «от дома» Мелеховых; в первой же фразе «крупным планом», как говорят кинематографисты, показано главное место действия: хутор Татарский и «мелеховский двор — на самом краю хутора». И на тот же хутор, к тому же дому — но почти вымершему и превращенному в пепелище — возвращаемся мы в финале вместе с главным героем.

В «Тихом Доне» прослежены судьбы нескольких казачьих семей — Коршуновых, Кошевых, Листницких, Моховых; однако главные сюжетные линии связаны с членами семьи Мелеховых. В первой книге романа, где детально изображается жизнь донских казаков до начала Первой мировой войны, дана история трех поколений семьи Мелеховых примерно в течение 60-ти лет: она начинается с того, как Прокофий Мелехов в середине XIX в. привез себе с турецкой войны жену — пленную турчанку: «и пошла турецкая кровь скрещиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы».

Шолохов не идеализирует казаков: он называет их жизнь «горько-сладкой», он показывает, что наивность и поэтичность сочетаются у них с первобытной дикостью нравов; однако главной ценностью в казачьей жизни (как и в жизни всего народа России) он считает неразделимое единство человека, семьи, общества и природы, которое проявляется во всех сферах существования: в труде и на поле битвы, в бытовом укладе и в общественных отношениях. Жизнь, текущая, подобно огромной реке, — вот образ, который создает Шолохов, с любовью изображая сцены повседневного существования своих героев. Это своеобразный «фон», на котором читатель должен будет воспринять все дальнейшие события; писатель задает как бы критерий отсчета, формирует у читателя представление о той «норме» жизни, которая затем будет лишь нарушаться и разрушаться.

Первый толчок к расшатыванию векового уклада жизни дает мировая война. С ее началом убыстряется движение сюжета и укрупняется «масштаб» изображения: картины семейной жизни начинают сочетаться с военными сценами, с эпизодами исторической хроники (это фрагменты, в которых автор дает небольшие исторические справки о ходе военных и политических событий в определенный период). Однако, даже выходя в «большую» историю, обращаясь к событиям, которые влияют на ход общемирового исторического процесса, автор «Тихого Дона» не забывает о «частной» жизни своих героев; перемены, которые происходят в бытовых и семейных взаимоотношениях казаков, отражают те процессы, что идут в «большой» истории.

Казаки, которые традиционно воспринимали себя как отдельную «нацию», вначале полагают, что социальные конфликты в России не имеют к ним отношения. Когда в 1917 г. после Февральской революции фронт разваливается и назревает Октябрьский переворот, уставшие от войны казаки не желают вмешиваться в эти события и уходят на Дон. Однако, как говорит автор, «у порогов куреней караулили их горшие беды и тяготы, чем те, которые приходилось переносить на пережитой войне». Неумолимая логика истории ставит каждого из них перед выбором. С началом гражданской войны нация оказывается расколотой надвое; народ становится заложником непримиримой вражды «верхов» — борющихся партий и течений: и ни та, ни другая сторона на самом деле не хочет мира как компромисса, а надеется «победить» единолично, не понимая, что в гражданской войне, в сущности, не может быть победителя. В конце романа красные и белые действуют с одинаковой жестокостью и одинаковыми средствами, и эта жестокость переходит на «бытовой» уровень, разрушает некогда цельное казацкое сообщество. Недаром один из шолоховских персонажей, имея в виду обе борющихся стороны, говорит: «Все мы душегубы».

Жестокость становится привычным состоянием людей. В «Тихом Доне» немало сцен насилия, убийств — индивидуальных и массовых. Когда во время антибольшевистского Вёшенского восстания казаки расстреливают пленных красноармейцев, Григорий Мелехов, сам еще недавно служивший в Красной армии, встречается с Подтелковым — одним из руководителей Советской власти на Дону, также попавшим в плен и ожидающим расстрела. Увидев его в рядах восставших, Подтелков с ненавистью спрашивает: «Что же, расстреливаешь братов? Обвернулся?.. И нашим и вашим служишь? Кто больше даст?». В ответ Григорий напоминает, как сам Подтелков приказывал расстреливать пленных: «Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли? По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель Донского Совнаркома!»

В междоусобной войне, как показывает Шолохов, на первый план выходит чувство мести, которое подменяет какие бы то ни было представления о справедливости; поэтому жертвы — с чьей бы стороны они ни приносились — вызывают у автора «Тихого Дона» одинаковое сочувствие. Один из самых жутких эпизодов романа — расправа над коммунистами из бывшего красного Сердобского полка. «Тридцать верст шли по сплошным хуторам, встречаемые на каждом хуторе толпами истязателей. Старики, бабы, подростки били, плевали в опухшие, залитые кровью и темнеющие кровоподтеками лица пленных коммунистов, бросали камни и комки сохлой земли, засыпали заплывшие от побоев глаза пылью и золой. Особенно свирепствовали бабы, изощряясь в самых жесточайших пытках. Двадцать пять обреченных шли сквозь строй. Под конец они уже стали неузнаваемыми, не похожими на людей — так чудовищно обезображены были их тела и лица, иссиня-кровяно-черные, распухшие, изуродованные и вымазанные в смешанной с кровью грязи».

Рисуя войну «изнутри», с точки зрения ее рядовых участников, Шолохов убежден, что причина национальной катастрофы — противоестественное существование крестьянина в отрыве от привычного труда, в обстановке повседневной жестокости. Старшего из братьев Мелеховых, Петра, воевавшего за белых и попавшего в плен, расстреливают односельчане — люди знакомые с детства, почти родственники; и неизвестно, кому из них в этот момент страшнее. Так, Мишку Кошевого, который командует расстрелом, бьет «крупная дрожь»: «казалось — он не устоит на ногах, упадет»; «Иван Алексеевич стискивал зубы, боясь разрыдаться». Петр, который видит это их состояние, надеется на спасение — но напрасно: «— Кум! — чуть шевеля губами, позвал он Ивана Алексеевича. Тот молча смотрел, как под босыми ступнями Петра подтаивает снег. — Кум Иван, ты моего дитя крестил… Кум, не казните меня! — попросил Петро и, увидев, что Мишка уже поднял на уровень его груди наган, — расширил глаза, будто готовясь увидеть нечто ослепительное, как перед прыжком вобрал голову в плечи».

А младший из братьев Мелеховых, Григорий, — отважный, лихой казак, на счету которого за несколько лет беспрерывной войны не одна загубленная жизнь, в какой-то момент вдруг осознает, что его человеческое естество больше не может выносить кровопролития. Наступает минута «чудовищного просветления» — и после боя, во время которого им было зарублено несколько матросов-красноармейцев, Григорий, катаясь по земле в  ужасном припадке, умоляет: «Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради Бога… в бога мать… Смерти предайте!..»

Не случайно особое значение в романе обретает образ женщины — жены и матери, остающейся «вне политики» и оплакивающей гибель мужа или сына независимо от того, на чьей стороне он сражался: «Билась баба и ползала в корчах по земле, а около в овечью кучу гуртились детишки, выли, глядя на мать захлебнувшимися в страхе глазами.

Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы, кусай свои в кровь искусанные губы, ломай изуродованные работой руки и бейся на земле у порога пустого куреня! Нет у твоего куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих — отца». Женщина сурово осуждает мужчину, склонного «поиграть в войну» и забывающего о своем долге перед близкими; так, старая казачка возмущенно говорит Григорию: «Вам, окаянным, сладость из ружья палить да на кониках красоваться, а матерям-то как?» И не менее, чем образ женщины-матери, важен в «Тихом Доне» образ матери-земли — обездоленной, покинутой сыновьями и работниками: «земля кликала к себе, а тут надо было воевать, гибнуть на чужих хуторах». Старики, видя проходящих казаков, говорят: «Вот она, землица-любушка, хозяина ждет, а ему некогда, черти его по буграм мыкают, воюет».

Судьба женщины в войне — особая тема романа Шолохова; судьба эта по-своему не менее трагична, чем судьба мужчины. Насилие над женщиной, смерть женщины становится страшным символом эпохи. Недаром Григория Мелехова и его ординарца Прохора до глубины души потрясает зрелище убитой молодой казачки, которую они находят лежащей в степи: «Смуглое молодое лицо было красиво и после смерти. Под страдальчески изогнутыми черными бровями тускло мерцали полузакрытые глаза. В оскале мягко очерченного рта перламутром блестели стиснутые плотные зубы. Тонкая прядь волос прикрывала прижатую к траве щеку. И по этой щеке, на которую смерть уже кинула шафранно-желтые блеклые тени, ползали суетливые муравьи.

— Какую красоту загубили сукины сыны! — вполголоса сказал Прохор».

Драматическая судьба главного героя «Тихого Дона», Григория Мелехова, — ярчайший пример того, к чему приводит человека длительный «разрыв» с землей, невозможность заниматься крестьянским трудом, выход из привычного течения жизни и постоянная необходимость быть «душегубом». О многом говорит уже сравнение двух портретов этого персонажа. Вот он, восемнадцатилетний, в начале романа: «младший, Григорий, весь в отца попер: на полголовы выше Петра, хоть на шесть лет моложе, такой, же, как у бати, вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул обтянуты коричневой румянеющей кожей. Так же сутулится Григорий, как и отец, даже в улыбке было у обоих общее, звероватое». Обратим внимание на последнее слово, «звероватость»: здесь оно обозначает, скорее, положительное качество — неисчерпанную жизненную силу, буйную энергию (хотя иногда и «дикую», бьющую через край), внутреннее родство с природой и народом. Однако многолетняя война, заставляющая постоянно вести противоестественное для нормального человека существование, приводит к тому, что «звериное» начало принимает совсем иные формы — начинает ассоциироваться с одиночеством и жестокостью. Григорий признаётся: «Война все из меня вычерпала. Я сам себе страшный стал… В душу ко мне глянь, а там чернота, как в пустом колодезе…»

Судьба Мелехова символизирует судьбу народа: этот мужественный, горячий и искренний человек вместе со всем казачеством испытывает мучительные колебания в выборе «правильного» пути, переходя несколько раз из лагеря в лагерь. Важно отметить, что он не просто пассивно «плывет по течению», а пытается в безвыходных обстоятельствах найти «свою правду»; когда же это не получается — чувствует собственную ответственность за происходящее: «Неправильный у жизни ход, и может, и я в этом виноватый…». Трагедия героя, как и трагедия народа, состоит в том, что в ситуации общенациональной катастрофы единственного «правильного» пути нет и быть не может. Григорий честно проходит свой путь, но ему суждена роковая судьба: в конце концов, потеряв почти всех родных и близких ему людей, он оказывается в состоянии неопределенного «равновесия»; о том, что ждет героя в будущем, читатель может лишь догадываться.

Надо сказать, что в работах критиков, посвященных роману «Тихий Дон», нет единодушного мнения о том, как следует оценивать сущность образа Григория Мелехова и отношение к нему автора. Еще в 1940-х годах возникли, а в 1960—1970-х годах окончательно сложились две основных точки зрения на  этого героя: согласно одной из них (так называемая «концепция исторического заблуждения»), Мелехов — трагическая фигура, народный герой, чей трудный путь отражает колебания народных масс в целом; сторонники другой (концепция «отщепенства») полагают, что Мелехов представляет лишь наиболее консервативную часть казачества.

Думается, что первая точка зрения ближе к истине. Шолохов создал образ сильной личности, главное качество которой — искренность и стихийное правдоискательство. Поскольку Григорий Мелехов занимает центральное место в системе образов романа, автор по ходу сюжета «сталкивает» его с персонажами, которые представляют все важнейшие силы эпохи: это большевики и сочувствующие им казаки, руководители контрреволюционных сил на Дону, рядовые солдаты, средние и высшие офицеры. Чаще всего читатель именно глазами Григория видит происходящие события: повествователь, рисуя происходящее, нередко передает точку зрения героя, а речь повествователя по стилю «сближается» с колоритной речью Григория, в которой немало специфически диалектных слов. Мелехов — простой казак, он не очень склонен к самоанализу: его внутренний мир выражается больше через внешнее действие, через поступки. Вместе с тем, взрослея и переживая все новые и новые драматические ситуации, пытаясь отыскать правильный путь, Григорий все чаще задумывается над ходом жизни и дает оценку событиям.

Мелехов вызывает симпатии читателя в первую очередь своей абсолютной искренностью. За свои ошибки он расплачивается очень дорого. Так, уступив родителям и женившись на нелюбимой Наталье, он обречен его всю жизнь метаться между двумя женщинами: доброй, честной и преданной женой, матерью двоих его детей, — и страстно любимой красавицей Аксиньей Астаховой. В этой личной драме как бы «повторены» колебания Григория между двумя политическими лагерями.

Глубинная разница в том, как оценивают ситуацию даже столь близкие люди, как родные братья, ярко проявлена в одном из диалогов Петра и Григория. Оба они воюют против красных, однако позиции их различны. Петр говорит: «Ты гляди, как народ разделили, гады! Будто с плугом проехались: один — в одну сторону, другой — в другую, как под лемешом. Чертова жизня, и время страшное! Один другого уж не угадывает… Вот, ты — круто перевел он разговор, — ты вот — брат мне родной, а я тебя не пойму, ей-Богу! Чую, что ты уходишь как-то от меня… Правду говорю? — и сам себе ответил: — Правду. Мутишься ты. Ты, Гришатка, до се себя не нашел.

—      А ты нашел? — спросил Григорий

—      Нашел. Я на свою борозду попал. С нее меня не спихнешь! Я, Гришка, шататься, как ты, не буду. Меня к красным арканом не притянешь. Казачество против них, и я против. Суперечить не хочу, не буду! Да ить как сказать… Незачем мне к ним, не по дороге! Ты скажи, я знать буду… скажи, Гришка, не переметнешься ты к ним?

—      Навряд… Не знаю».

Когда на Дон приходят красные, Григорий Мелехов, как и многие казаки, уставшие от войны, надеется начать мирную жизнь. Однако большевики не доверяют казакам (а особенно таким, как Григорий, — бывшим офицерам). Массовые аресты и расстрелы вызывают сопротивление: казаки вновь берутся за оружие. И Григорий думает о красных: «Они воюют, чтобы им лучше жить, а мы за свою хорошую жизнь воевали Одной правды нету в жизни. Видно, кто кого одолеет, тот того и  сожрет. А я дурную правду искал. Душой болел, туда-сюда качался… В старину, слышно, Дон татары обижали, шли отнимать землю, неволить. Теперь — Русь. Нет! Не помирюсь я! Чужие они мне и всем-то казакам». Но в словах повествователя, который  комментирует чувства героя, чувствуется легкая ирония и намек на то, что сделанный выбор неокончателен: «Ясен, казалось, был его путь отныне, как высветленный месяцем шлях. Будто и не было за его плечами дней поисков правды, шатаний, переходов и тяжелой внутренней борьбы. Зачем металась душа, — как зафлаженный на облаве волк, — в поисках выхода, в разрешении противоречий? Жизнь казалась усмешливой, мудро-простой. Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними насмерть. Рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области! На узкой стежке не разойтись — кто-нибудь кого-нибудь, а должен свалить. Проба сделана: пустили на войсковую землю красные полки, испробовали? А теперь — за шашку!»

Но уже через некоторое время Григорий говорит: «мне думается, что заблудились мы, когда на восстание пошли». Ощущение потерянной дороги влечет за собой безразличие к собственной жизни — Григорий думает о ней «трезво и равнодушно», как о чем-то постороннем: «Жил и все испытал я за отжитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях… эх! потоптал степя, отцовством радовался и людей убивал, сам на смерть ходил, на синее небо красовался. Что же новое покажет мне жизнь? Нету нового! Можно и помереть. Не страшно. И в войну можно играть без риску, как богатому. Невелик проигрыш!». Жене Наталье, упрекающей его за пьянство и разврат и взывающей к его совести, он отвечает: «Какая уж там совесть, когда вся жизня похитнулась… Людей убиваешь… Неизвестно для чего всю эту кашу… Зараз бы с красными надо замириться — и на кадетов. А как? Кто нас сведет с Советской властью? Как нашим обчим обидам счет произвесть?»

Такое же равнодушное отчаяние овладевает всеми восставшими: «Тень обреченности тавром лежала на людях. Казаки играли в жизнь, как в орлянку, и немалому числу выпадала “решка”. Молодые бурно любили, постарше возрастом — пили самогонку до одурения, играли в карты на деньги и патроны (причем патроны ценились дороже дорогого), ездили домой на побывку, чтобы хоть на минутку, прислонив к стене опостылевшую винтовку, взяться руками за топор или рубанок, чтобы сердцем отдохнуть, заплетая пахучим красноталом плетень или готовя борону либо арбу к весенней работе. И многие, откушав мирной живухи, возвращались в часть и, протрезвившись, со зла на “жизню-жестянку” шли в пешем строю в атаку, в лоб, на пулеметы, а не то, опаляемые бешенством, люто неслись, не чуя под собой коней, в ночной набег и, захватив пленных, жестоко, с первобытной дикостью, глумились над ними, жалея патроны, приканчивая шашками».

Григорий Мелехов мог бы сделать блестящую военную карьеру: у него есть все возможности для этого, и прежде всего — выдающиеся личные качества. Еще в Первую мировую войну, уйдя на фронт рядовым казаком, он получает четыре Георгиевских креста и офицерский чин; а в период восстания командует дивизией — т. е., по существу, становится «генералом». Однако Григорий чувствует, что он, хотя и офицер, не перестает быть простым крестьянином, «мужиком» и для «настоящих» белогвардейских офицеров остается чужим: «Я вот имею офицерский чин с германской войны. Кровью его заслужил! А как попаду в офицерское общество — так вроде как из хаты на мороз выйду в одних подштанниках. Таким от них холодом на меня попрет, что аж всей спиной его чую! — Не хотят они понять того, что всё старое рухнулось к едреной бабушке! — уже тише сказал Григорий. — Они думают, что мы из другого теста деланные, что неученый человек, какой из простых, вроде скотины. Они думают, что в военном деле я или такой, как я, меньше их понимаем».

Мелехов понимает, что белогвардейцам на самом деле абсолютно неважны нужды простого народа вообще и казаков — в частности. Присутствуя на обеде, устроенном по случаю приезда в Вешенскую белогвардейского генерала Секретева, Григорий слышит, как тот говорит командующему повстанческими силами Кудинову, что не очень-то доверяет восставшим казакам. Поэтому герой испытывает чувство обиды, читая в красноармейской газете (найденной у пленных) статью, где восставших казаков именуют «помощниками Деникина»; однако, поразмыслив, приходит к горькому выводу: «Выходит, что помощники и есть, нечего обижаться. Правда-матка глаза заколола…» Мечты о казачьей «автономии» оказались напрасными: казаки втянуты в общероссийскую войну и играют подчиненную роль.

Все глубже чувствуя бессмысленность борьбы на стороне белых, Мелехов в бою испытывает незнакомую ему раньше апатию: «впервые Григорий уклонился от прямого участия в сражении. Не трусость, не боязнь смерти или бесцельных потерь руководили им в этот момент. Недавно он не щадил ни своей жизни, ни жизни вверенных его командованию казаков. А вот сейчас что-то сломалось… Еще никогда до этого не чувствовал он с такой предельной ясностью всю никчемность происходящего. Он неясно думал о том, что казаков с большевиками ему не примирить, да и сам в душе не мог примириться, а защищать чуждых по духу, враждебно настроенных к нему людей, всех этих Фицхелауровых, которые глубоко его презирали и которых не менее глубоко презирал он сам, — он тоже больше не хотел и не мог». Когда через некоторое время повстанческая армия расформировывается белыми и Григория отстраняют от командования дивизией, он рад этому и просит даже отправить его в тыловую часть: «Я за две войны четырнадцать раз ранен и контужен». Прощаясь с казаками, он говорит им: «Самое главное — головы берегите, чтобы красные вам их не подырявили. У нас они, головы, хотя и дурные, но зря подставлять их под пули не надо. Ими ишо придется думать, крепко думать, как дальше быть…»

Перелом в жизни героя совпадает с моментом тяжелой болезни. После тифа Григорий как бы начинает жить заново: «Всё в жизни обретало для него какой-то новый, сокровенный смысл, всё привлекало внимание. На вновь явившийся ему мир он смотрел чуточку удивленными глазами, и с губ его подолгу не сходила простодушная, детская улыбка, странно изменявшая суровый облик лица, выражение звероватых глаз, смягчавшая жесткие складки в углах рта». Вскоре «маятник» его судьбы совершает очередное колебание. Когда начинается разгром белых, Григорий с другими казаками добирается до Новороссийска, однако туда врываются красноармейские части. И герой вновь оказывается у красных — в составе Конной армии Буденного он воюет на польском фронте.

Когда после демобилизации осенью 1920 г. Григорий возвращается в хутор Татарский, ему, несмотря на то, что он служил в Красной армии, угрожает трибунал за участие в восстании. К тому же в это время неподалеку от Донской Области, на территории Воронежской и Тамбовской областей, начинается восстание крестьян (получившее название «антоновщины» — по фамилии предводителя восставших, Антонова), доведенных до отчаяния продовольственной политикой — продразверсткой, в ходе которой вооруженные отряды отбирали у крестьян почти всё, что те производили. Обстановка накаляется, и Мелехову приходится покинуть дом, перейдя на «нелегальное» положение. Он говорит о себе: «От белых отбился, к красным не пристал мне, конечно, надо бы в Красной армии быть до конца, может, тогда и обошлось бы для меня все по-хорошему. У белых, у командования ихнего, я был чужой, на подозрении у них был всегда. Да и как могло быть иначе? Сын хлебороба, безграмотный казак — какая я им родня? Не верили они мне! А потом и у красных так же вышло. Я ить не слепой, увидал, как на меня комиссар и коммунисты в эскадроне поглядывали… В бою с меня глаз не сводили, караулили каждый шаг и наверняка думали: “Э-э, сволочь, беляк, офицер казачий, как бы он нас не подвел”».

Григорию некуда деваться; он оказывается в банде Фомина — просто для того, чтобы пережить зиму: его единственная надежда — дотянуть до лета и с Аксиньей отправиться на юг, чтобы там начать жизнь заново. Однако Аксинья погибает, и похоронив ее, Григорий понимает, что всё кончено: «Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца». Как зверь бродя по лесу, он встречает нескольких дезертиров, некоторое время живет вместе с ними, но в конце концов «волчье» существование становится невыносимым: «Григорий потерял счет томительно тянувшимся дням. До октября он кое-как прожил в лесу, но когда начались осенние холода — с новой и неожиданной силой проснулась в нем тоска по детям, по родному хутору…»

Символично, что перед тем, как подойти к дому, Мелехов бросает в воду Дона винтовку, наган и патроны; затем, уже безоружный, переходит реку. Война, в которую был втянут герой, окончена — и он не победил в ней: в ней вообще никто не победил. Отнято и разрушено все, что было важно и дорого: канул в прошлое традиционный уклад жизни, рухнули нравственные представления, распались все связи. Катастрофа прокатилась по семьям Коршуновых, Моховых, Листницких, Кошевых. Что же касается семьи Мелеховых, то она фактически перестает существовать — исчезают почти все родные и любимые для Григория люди. Погибает его брат Петр, накладывает на себя руки жена Петра Дарья, умирают родители героя — Пантелей Прокофьевич и Ильинична, умирает жена Григория Наталья, умирает от скарлатины их малолетняя дочь Полюшка, а еще раньше от той же болезни умирает дочь Григория и Аксиньи; наконец, погибает Аксинья… Единственным человеком символом надежды на будущее оказывается сын Мишатка, которому возвратившийся отец кажется «бородатым и страшным на вид человеком». Роман завершается пронзительно скорбным итогом: «Что ж, вот и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына…

Это было всё, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».

Шолохов не поддался давлению тех, кто пытался «уговорить» его сделать героя красноармейцем, но и не привел Мелехова к гибели, оставив ему хотя бы маленькую надежду на возрождение. Писатель чувствовал, что трагической атмосфере романа больше всего соответствует состояние «неустойчивого равновесия» героя — и провел эту линию до конца. В общем, нет никаких оснований для того, чтобы «домысливать» судьбу шолоховского героя в «благополучном» направлении. С ним может случиться всё — однако жизнь продолжает идти вперед и продолжает течь Дон, вновь вошедший в прежнее русло.

Через пятнадцать лет после завершения романа мотивы «Тихого Дона» будут повторены Шолоховым в рассказе «Судьба человека» (1956 г.); центральный образ рассказа — холодная весенняя степь, залитая талой водой, и в этом огромном пустом пространстве — два человека: главный герой Андрей Соколов, потерявший семью и прошедший через тяжелейшие испытания Второй мировой войны, и чужой для него мальчик-сирота, которого он назвал своим сыном. Жизнь, по существу, должна начаться заново, и какой она будет — неизвестно. Перед лицом страшной судьбы человек с неимоверным трудом должен искать в себе силы, чтобы остаться человеком и продолжать жить по-человечески.

 

Вопросы и задания

1. Объясните, что такое жанр романа-эпопеи. Какие признаки этого жанра есть в романе Шолохова?
2. Кто такие казаки? В чем особенности исторической судьбы этой части российского народа; какие особенности бытового уклада, семейных отношений, духовной культуры казаков отразились в «Тихом Доне»?
3. Как вы понимаете смысл названия романа «Тихий Дон»?
4. Каково значение эпиграфов в романе?
5. Какую роль играет детальное изображение мирной жизни казаков в начале «Тихого Дона»?
6. Как судьба главного героя романа соотносится с судьбой народа? Справедливо ли считать Григория Мелехова трагическим персонажем?
7. В чем сходство между главными героями романа Шолохова «Тихий Дон» и рассказа «Судьба человека»?
8. Каково значение образа природы в художественном мире Шолохова?

 

Литература

Бирюков Ф. Г. Художественные открытия Михаила Шолохова. М., 1976.

Гура В. В. Как создавался «Тихий Дон». М., 1989.

Загадки и тайны «Тихого Дона». Самара, 1996.

Колодный Л. Е. Кто написал «Тихий Дон»? М., 1995.

Кто написал «Тихий Дон»?: Проблема авторства «Тихого Дона». М., 1989.

Литвинов В. М. Вокруг Шолохова. М., 1991.

Осипов В. Тайная жизнь Михаила Шолохова…: Документальная хроника без легенд. М., 1995.

Сатарова Л. Г. Человек и природа в романе М. Шолохова «Тихий Дон». Воронеж, 1989.

Семанов С. И. В мире «Тихого Дона». М., 1987.

Хьетсо Г., Густавссон С., Бекеман Б., Гил С. Кто написал «Тихий Дон»? М., 1989.

 

 

Русская литература XX века: Учебник-хрестоматия для 12 класса.

Таллинн, 2001. С. 192–208.