НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1903 – 1958)

Родился 24 апреля (по новому стилю 7 мая) 1903 года в Казани в семье агронома. В очерке «Ранние годы» Заболоцкий первым учителем своим назвал отцовский книжный шкаф. «… Здесь, около книжного шкафа с его календарной панацеей, я навсегда выбрал себе профессию и стал писателем, сам ещё не до конца понимая смысл этого большого для меня события».

С 1913 г. Заболоцкий жил в Уржуме (Вятская губерния), ходил в реальное училище, играл в самодеятельных спектаклях, увлекался живописью. Первая его самодельная книжка так и называется «Уржум». В начале 20-х поступил в Московский университет на медицинский и историко-филологический факультеты. Потом был Петроградский пединститут имени Герцена – отделение языка и литературы, а параллельно —  молодежная литературная группа «Мастерская слова».

В 1925 г. познакомился с Д. Хармсом и А. Введенским, а чуть позже с Н. Олейниковым.  Молодых людей объединило общее преклонение перед Велимиром Хлебниковым,  стремление к необычным словосочетаниям. Так осенью 1927 г. возникло содружество, сыгравшее огромную роль в становлении Н. Заболоцкого. Они именуют свое общество ОБЕРИУ (в 50-е годы Заболоцкий расшифровал как «общество единственно реалистического искусства»), а себя обериутами. Именно Заболоцкому принадлежат две первые части декларации обериутов 1928 года, он предложил следующие формулы новой эстетики: «очищать предмет от мусора истлевших культур» и «смотреть на предмет голыми глазами».

В 1929 г. составлен первый поэтический сборник «Столбцы», где мир людей, придавленный городской цивилизацией, в тоске стремится к братству с очеловеченными животными. Мечта о преобразовании мира природы усилием человека не оставит Заболоцкого на протяжении всего пути. Ведущей стихией «Столбцов» была стихия шутейно-язвительная.  Победа вещи над человеком, потеря духовности – вот идея, общая для всех стихотворений «Столбцов».  Как отмечал сам Заболоцкий, «Столбцы» «вызвали в литературе порядочный скандал».

В дальнейшем Заболоцкий отошел от эстетики «Столбцов».  И переходным стихотворением от раннего Заболоцкого к позднему является стихотворение 1932 г. «Утренняя песня». К тому же это одно из последних стихотворений Заболоцкого, написанное белым стихом.

Около двух с половиной лет Заболоцкий проработал в детских журналах: в 1930 г. в журнале «Ёж» и затем до середины 1932 г. в журнале «Чиж». Редакция детских журналов стала своеобразным клубом, где собирались и авторы, и художники, и сотрудники издательства. Здесь бывали С. Маршак, М. Пришвин, К. Чуковский, М. Зощенко, В. Бианки, Е. Шварц, Н. Олейников, Д. Хармс и многие другие.

В это время плодотворно развивались натурфилософские идеи Заболоцкого. Он хотел внести ясность и порядок в свои мысли, обогатить их чтением научной и философской литературы, отшлифовать в обсуждениях с друзьями.  Он обращается к работам Платона и Энгельса, Гёте и Хлебникова, Гр. Сковороды и Тимирязева, Вернадского и Циолковского.

Поэмы «Торжество Земледелия» (1929 – 1930), «Безумный волк « (1931) и «Деревья» (1933) стали лироэпическим преображением научных открытий той поры. «Настанет время, когда человек — эксплуататор природы превратится в человека –организатора природы». Именно носитель разума,  человек, должен осознать свою миссию, взять на себя заботы о внечеловеческой природе. С болью осознавал Заболоцкий несовершенство взаимоотношений человека и природы, а также отсутствие гармонии во всем её современном устройстве.

В 1933 г. написаны три поэмы натурфилософского характера: «Деревья», «Птицы» и «Облака».  В творческом плане 1933 г. был очень плодотворным, но в то же время принес и суровые испытания: разгромные критические статьи, политические обвинения, крушение надежд на выход сборника стихотворений. Так хорошо начавшийся год закончился творческим спадом, хандрой, разочарованием.  Несколько последующих лет Заболоцкий перестаёт писать стихи. Он занимается переработкой для юношества романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», адаптацией «Тиля Уленшпигеля» Шарля де Костера и пишет свою версию «Гулливера» Свифта. Переводит грузинских поэтов и занимается переложением поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Работа над переводами и переработками увлекала Заболоцкого, но не могла заменить радости создания собственных произведений. В марте 1938 г Заболоцкий начал перевод древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве».

19 марта 1938 г. Заболоцкий арестован органами НКВД, его подвергли четырехсуточному непрерывному допросу, затем тюрьма, пять лет исправительно-трудовых лагерей, голод, продление срока до конца войны. Вышел Заболоцкий из лагерей в 1945 г.  Заканчивает перевод «Слова». В 1946 г возвращается в Москву. Хоть судимость и снята с Заболоцкого в 1951 г., но реабилитирован он был лишь посмертно.

Первое стихотворение, написанное после столь длительного перерыва, имело символичное название «Утро». Утро года, утро новой жизни, утро новых мыслей. Живя в Переделкине, после консультаций со специалистами и дополнительного изучения ранее недоступной литературы, Заболоцкий переработал текст «Слова». Поэма была напечатана в журнале «Октябрь», и это было важным событием в жизни Заболоцкого, его возвращением к читателям после девятилетнего перерыва.

Конец 40-х – 50-е годы – новый этап в поэзии Заболоцкого. Он окончательно отходит от своей ранней эстетики абсурда и гротеска. Его тянуло к натурфилософской теме. В октябре 1947 г он создает программное стихотворение «Я не ищу гармонии в природе…», в стихотворении 1948 г «Читая стихи» поэт словно бы полемизирует с опытом обериутства. Но обстановка в обществе и литературе в это время не способствовала полной реализации тех возможностей, которые сохранил в себе Заболоцкий. Опасаясь, что его стихи снова будут использованы против него, он зачастую сдерживал себя и не позволял перенести на бумагу всё то, что созревало в сознании и просилось в стихотворение. Творческий подъем 1946-48 гг сменился спадом и на три-четыре года почти полным переключением на художественные переводы. В поздние годы написаны такие стихотворения, как «Лебедь в зоопарке», «Прощание с друзьями», «Некрасивая девочка», цикл «Последняя любовь», «Где-то в поле, возле Магадана…», в которых выражено стремление поэта к ясности, прозрачности и духовности.

[Из вступ. статьи Н.Н. Заболоцкого к сб. Николай Заболоцкий. «Я воспитан природой суровой…»]

 

ЛИТЕРАТУРА

  • Собр. соч. в 3-х тт. М., «Художественная литература», 1983-1984.
  • Стихотворения и поэмы. В 2-х тт. М., 1972 (Большая библиотека поэта).
  • Огонь, мерцающий в сосуде: Стихотворения и поэмы. Переводы. Письма и статьи. Жизнеописание. Воспоминания современников. Анализ творчества : Сб. / Сост., жизнеописание и примеч. Н.Н. Заболоцкого. — М. : Педагогика-Пресс, 1995.
  • Воспоминания о Заболоцком. М., 1977 и 1984.
  • А. Турков. Николай Заболоцкий. М., 1966.
  • А. Македонов. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы. Л., 1987.
  • Е. Эткинд. Там, внутри. О русской поэзии XX века: очерки. СПб., 1997.
  • Никита Заболоцкий. Жизнь Николая Заболоцкого. СПб., 2003.
  • сайт, посвящённый Заболоцкому: http://www.litera.ru/stixiya/authors/zabolockij/v-tot-samyj.html

 

ИСКУССТВО[1]

 

Дерево растёт, напоминая

Естественную деревянную колонну.

От неё расходятся члены,

Одетые в круглые листья.

Собранье таких деревьев

Образует лес, дубраву.

Но определенье леса неточно,

Если указать на одно формальное строенье.

 

Толстое тело коровы,

Поставленное на четыре окончанья,

Увенчанное храмовидной головою

И двумя рогами (словно луна в первой

четверти),

Тоже будет непонятно,

Также будет непостижимо,

Если забудем о его значенье

На карте живущих всего мира.

 

Дом, деревянная постройка,

Составленная как кладбище деревьев,

Сложенная как шалаш из трупов,

Словно беседка из мертвецов,—

Кому он из смертных понятен,

Кому из живущих доступен,

Если забудем человека,

Кто строил его и рубил?

 

Человек, владыка планеты,

Государь деревянного леса,

Император коровьего мяса,

Саваоф двухэтажного дома,—

Он и планетою правит,

Он и леса вырубает,

Он и корову зарежет,

А вымолвить слова не может.

 

Но я, однообразный человек,

Взял в рот длинную сияющую дудку,

Дул, и, подчинённые дыханию,

Слова вылетали в мир, становясь предметами.

 

Корова мне кашу варила,

Дерево сказку читало,

А мёртвые домики мира

Прыгали, словно живые.

1930

 

 

Я НЕ ИЩУ ГАРМОНИИ В ПРИРОДЕ

Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
Я до сих пор, увы, не различал.

Как своенравен мир её дремучий!
В ожесточенном пении ветров
Не слышит сердце правильных созвучий,
Душа не чует стройных голосов.

Но в тихий час осеннего заката,
Когда умолкнет ветер вдалеке.
Когда, сияньем немощным объята,
Слепая ночь опустится к реке,

Когда, устав от буйного движенья,
От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,

Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой,—
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встаёт передо мной.

И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.

И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.

Так, засыпая на своей кровати,
Безумная, но любящая мать
Таит в себе высокий мир дитяти,
Чтоб вместе с сыном солнце увидать.

 

1947

 

ВЧЕРА, О СМЕРТИ РАЗМЫШЛЯЯ

Вчера, о смерти размышляя,
Ожесточилась вдруг душа моя.
Печальный день! Природа вековая
Из тьмы лесов смотрела на меня.

И нестерпимая тоска разъединенья
Пронзила сердце мне, и в этот миг
Всё, всё услышал я — и трав вечерних пенье,
И речь воды, и камня мёртвый крик.

И я, живой, скитался над полями,
Входил без страха в лес,
И мысли мертвецов прозрачными столбами
Вокруг меня вставали до небес.

И голос Пушкина был над листвою слышен,
И птицы Хлебникова пели у воды,
И встретил камень я. Был камень неподвижен,
И проступал в нем лик Сковороды.


И все существованья, все народы
Нетленное хранили бытиё,
И сам я был не детище природы,
Но мысль её! Но зыбкий ум её!

1936

 

БЕТХОВЕН

 

В тот самый день, когда твои созвучья

Преодолели сложный мир труда,

Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча,

Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда.

 

И яростным охвачен вдохновеньем,

В оркестрах гроз и трепете громов,

Поднялся ты по облачным ступеням

И прикоснулся к музыке миров.

 

Дубравой труб и озером мелодий

Ты превозмог нестройный ураган,

И крикнул ты в лицо самой природе,

Свой львиный лик просунув сквозь орган.

 

И пред лицом пространства мирового

Такую мысль вложил ты в этот крик,

Что слово с воплем вырвалось из слова

И стало музыкой, венчая львиный лик.

 

В рогах быка опять запела лира,

Пастушьей флейтой стала кость орла,

И понял ты живую прелесть мира

И отделил добро его от зла.

 

И сквозь покой пространства мирового

До самых звёзд прошёл девятый вал...

Откройся, мысль! Стань музыкою, слово,

Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!

1946

 

 


ЗАВЕЩАНИЕ

Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя
И, погасив свечу, опять отправлюсь я
В необозримый мир туманных превращений,
Когда мильоны новых поколений
Наполнят этот мир сверканием чудес
И довершат строение природы, —
Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
Пусть приютит меня зелёный этот лес.


Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьёт, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли
И ты причастен был к сознанью моему.


Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небо пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил — томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.

 
Не я родился в мир, когда из колыбели
Глаза мои впервые в мир глядели,—
Я на земле моей впервые мыслить стал,
Когда почуял жизнь безжизненный кристалл,
Когда впервые капля дождевая
Упала на него, в лучах изнемогая.
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потёмок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.
1947

ЧИТАЯ СТИХИ

 

Любопытно, забавно и тонко:

Стих, почти непохожий на стих.

Бормотанье сверчка и ребёнка

В совершенстве писатель постиг.

 

И в бессмыслице скомканной речи

Изощрённость известная есть.

Но возможно ль мечты человечьи

В жертву этим забавам принесть?

 

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не могла?

 

Нет! Поэзия ставит преграды

Нашим выдумкам, ибо она

Не для тех, кто, играя в шарады,

Надевает колпак колдуна.

 

Тот, кто жизнью живёт настоящей,

Кто к поэзии с детства привык,

Вечно верует в животворящий,

Полный разума русский язык.

1948

 

СВЕТЛЯКИ

 

Слова — как светляки с большими фонарями.

Пока рассеян ты и не всмотрелся в мрак,

Ничтожно и темно их девственное пламя

И неприметен их одушевлённый прах.

 

Но ты взгляни на них весною в южном Сочи,

Где олеандры спят в торжественном цвету,

Где море светляков горит над бездной ночи

И волны в берег бьют, рыдая на лету.

 

Сливая целый мир в единственном дыханье,

Там из-под ног твоих земной уходит шар,

И уж не их огни твердят о мирозданье,

Но отдалённых гроз колеблется пожар.

 

Дыхание фанфар и бубнов незнакомых

Там медленно гудит и бродит в вышине.

Что жалкие слова? Подобье насекомых!

И всё же эта тварь была послушна мне.

1949

 

ПОЭТ[2]

Чёрен бор за этим старым домом,Перед домом — поле да овсы.В нежном небе серебристым комомОблако невиданной красы.По бокам туманно-лиловато,Посредине грозно и светло,—Медленно плывущее куда-тоРаненого лебедя крыло.А внизу на стареньком балконе —Юноша с седою головой,Как портрет в старинном медальонеИз цветов ромашки полевой.Щурит он глаза свои косые,Подмосковным солнышком согрет,—Выкованный грозами РоссииСобеседник сердца и поэт.А леса, как ночь, стоят за домом,А овсы, как бешеные, прут...То, что было раньше незнакомым,Близким сердцу делается тут.1953

 

«КОГДА БЫ Я НЕДВИЖНЫМ ТРУПОМ…»

 

Когда бы я недвижным трупом

Лежал, устав от бытия,—

Людским страстям, простым и грубым,

Уж неподвластен был бы я.

 

Я был бы только горстью глины,

Я превратился бы в сосуд,

Который девушки долины

Порой к источнику несут.

 

К людским прислушиваясь тайнам

И к перекличке вешних птиц,

Меж ними был бы я случайным

Соединением частиц.

 

Но и тогда, во тьме кромешной,

С самим собой наедине,

Я пел бы песню жизни грешной

И призывал её во сне.

1957

«РАЗВЕ ТЫ ОБЪЯСНИШЬ МНЕ — ОТКУДА…»

Разве ты объяснишь мне — откуда
Эти странные образы дум?
Отвлеки мою волю от чуда,
Обреки на бездействие ум.

Я боюсь, что наступит мгновенье,
И, не зная дороги к словам,
Мысль, возникшая в муках творенья,
Разорвёт мою грудь пополам.

Промышляя искусством на свете,
Услаждая слепые умы,
Словно малые глупые дети,
Веселимся над пропастью мы.

Но лишь только черёд наступает,
Обожжённые крылья влача,
Мотылёк у свечи умирает,
Чтобы вечно пылала свеча!

 

 

СОСТАВИТЕЛЬ РАЗДЕЛА — ДАША ЛЯЛИНА (9 В, 2010 Г.)

 

 

 

[1] Все стих. Заболоцкого помещены здесь по текстам трёхтомного собр. соч. Стих. «Искусство» впервые напечатано в сб. «Тарусские страницы», Калуга, 1961.

[2] Отклик на встречу с Пастернаком в Переделкине.