ФЕДОР СОЛОГУБ (1863-1927)

Федор Кузьмич Сологуб (настоящая фамилия Тетерников) — поэт, прозаик, драматург, переводчик, теоретик символизма. Родился в бедной семье. Отец — бывший крепостной, портной (скончался в 1867 г.), мать после смерти отца — прислуга в семье петербургской чиновницы Агаповой, в доме которой С. рос в двойственном положении воспитанника и сына прислуги. Учился в приходской школе, Петербургском уездном училище, в 1882 г. окончил Санкт-Петербургский учительский институт. 10 лет учительствовал в провинции. В 1893 г. переехал в Санкт-Петербург, где продолжал педагогическую деятельность вплоть до выхода в отставку в 1907 г.
Литературная деятельность С. началась еще в провинции. До переезда в Санкт-Петербург им опубликовано более 10 стихотворений. В 1883 г. начал роман «Тяжелые сны» (окончен в 1894 г.), с 1889 г. начал переводить Верлена. После переезда в Санкт-Петербург сблизился с редакцией журнала «Северный вестник», объединявшего вокруг себя первое поколение русских символистов (Л. Гуревич, А. Волынский, Н. Минский, З. Гиппиус, Д. Мережковский). В 1892— 1897 гг. опубликовал в журнале ряд рассказов, стихотворений, рецензий, роман «Тяжелые сны». В редакции был придуман псевдоним Сологуб. В 1895—1896 гг. выходят первые сборники С. («Стихи. Книга первая», 1895; «Тени. Рассказы и стихи», 1896). С конца 1899 г. С. сотрудничал в ряде петербургских журналов и газет, особенно активно — во всех символистских журналах и альманахах («Мир искусства», «Новый путь», «Вопросы жизни», «Весы», «Золотое руно», «Перевал», «Северные цветы», «Факелы» и т. д.). В годы революции 1905—1907 гг. С. публикует роман «Мелкий бес» (Вопросы жизни.— №№ 6—11; отд. изд. в 1907. г.), сотрудничает в сатирических журналах, публикуя в них политические стихотворения, а также пародии на духовенство и светскую власть. В 1906 г. выходят отдельным изданием «Политические сказочки» (Спб.), в которых сатирическое изображение русской государственности сочеталось с утверждением правоты революционного действия. Политические стихотворения этого времени составили сборник «Родине» (Спб., 1906). 1907 г. становится для С. переломным и биографически, и творчески. Поражение первой русской революции, тяжело пережитое писателем и укрепившее его социальный пессимизм, совпало с переменами в личной жизни. Служебная отставка способствовала активизации литературно-общественной деятельности С. Женитьба в 1908 г. на писательнице и переводчице А.Н. Чеботаревской в корне изменила домашний и литературный быт С: его дом становится модным, широко посещаемым салоном. Резко возрастает писательская популярность С. По свидетельству А. Белого, в 1908— 1910 гг. он вошел в «четверку наиболее знаменитых писателей», наряду с М. Горьким, Л. Андреевым, А. Куприным (Белый А. Начало века.— М.; Л., 1933.— С. 446). Роман «Мелкий бес» выдерживает пять переизданий, его инсценировка с успехом идет на столичной и провинциальной сцене. Интенсивно развиваются все грани творчества С. Выходят книги стихов «Змий. Стихи, книга шестая» (Спб., 1907), «Пламенный круг» (М., 1908), книги рассказов «Истлевающие личины» (М., 1907), «Книга разлук» (Спб., 1908), «Книга очарований» (Спб., 1909). Особенно активно в эти годы С. выступает как драматург. В 1906—1909 гг. появляются трагедии «Дар мудрых пчел» (1907), «Победа смерти» (1908), драма «Любви» (1907), «шутовские» пьесы «Ванька ключник и паж Жеан» (1908), «Ночные пляски» (1908), мистерия «Литургия Мне» (1907). С. публикует ряд программных теоретических статей, обобщающих его творческий опыт («Демоны поэтов», 1907; «Театр одной воли», 1908, и др.). В 1909—1912 гг. издательство «Шиповник» выпускает Собрание сочинений С. в 12 т., в 1913 г. издательство «Сирин» начинает выпуск двух Собраний сочинений в 12 и 20 т. (последнее не завершено). Росту известности С. способствовало совершенное им совместно с А.Н. Чеботаревской и Игорем—Северянином в 1913 г. турне по 39 городам России с лекцией «Искусство наших дней» и чтением стихов.
Характер популярности С. был неоднозначен, подчас носил скандальный оттенок. Наряду с признанием общественной и художественной ценности романа «Мелкий бес» демократической критикой, критика отмечала и пессимизм, самодовлеющий эстетизм и проповедь болезненной эротики (см., напр.: Измайлов А. Литературный Олимп.— М., 1911.— С. 297—325; Воровский В. Ночь после битвы // О веяниях времени.— Спб., 1908). Резко полемизировал с сологубовской проповедью пессимизма М. Горький, охарактеризовав его апологию смерти как проявление «антиобщественной позиции» писателя (Горький М. Несобранные литературно-критические статьи.— М., 1941.— С. 431). В одной из «Русских сказок» (1912) М. Горький создал пародийный образ поэта Смертяшкина, доводящего идеи С. до эпигонского опошления. Критики-символисты, напротив, подчеркивали как социальный, так и общечеловеческий смысл творчества писателя. И. Анненский указывал на возможность многозначной интерпретации пессимизма С. в связи с его стихотворением «Мы — плененные звери...»: «Хотите — пусть это будут люди, хотите — поэты, хотите — мы перед революцией. Для меня это просто звери, и выстраданные звери» (Анненский И. О современном лиризме // Анненский И. Книги отражений.— М., 1979.— С. 351). «В современной литературе я не знаю ничего более цельного, чем творчество Сологуба»,— писал А. Блок, определяя ведущую тему его произведений как отчуждение человека от мира (Блок А. А. Соч.: В 8 т.— М.; Л., 1962.— Т. 5.—С. 287).
В годы первой мировой войны С. занял патриотическую позицию, сотрудничал в газетах и журналах, имеющих откровенно шовинистическое направление. Художественная слабость и тенденциозная рассудочность стихов, вошедших в сборник «Война. Стихи» (Пг. 1915), были единодушно отмечены критикой.
Октябрьскую революцию С. не принял. Однако продолжал общественно-литературную деятельность, возглавил «литературную курию» в Союзе деятелей искусства, в марте 1918 г. был избран председателем Совета Союза деятелей художественной литературы. В 20-е гг. позиция С. по отношению к Советской власти становится более лояльной. С 1924 г. избирается почетным председателем секции переводчиков в Союзе Ленинградских писателей, с 1925 г.— председателем секции детской литературы, с 1926 г.— председателем правления Союза, вошел в редколлегию «Всемирной литературы». Выпустил ряд стихотворных сборников, в которых вернулся к прежним символистским темам и мотивам: «Голубое небо» (1920), «Одна любовь», «Соборный благовест», «Фимиамы» (все — 1921), «Костер дорожный», «Свирель», «Чародейная чаша» (все — 1922), «Великий благовест» (1923).
Прозаическое творчество С. эволюционировало от натурализма к символизму. В первом романе — «Тяжелые сны» — натуралистическое изображение провинциального быта и нравов сочеталось с проповедью эстетизма и эротики, характерных для зарождающегося декадентства 90 гг. В вершинном романе С. — «Мелкий бес» — реалистическое сатирическое изображение обывательской пошлости служит средством создания алогической, абсурдной и принципиально неизменяемой картины мира. Провинциальный учитель гимназии Передонов в романе — воплощение не просто социальных пороков, но и безумия человеческого существования как такового. Призрачно-фантастический образ Недотыкомки мотивирован двояко: он одновременно — порождение помрачающегося сознания Передонова и объективно существующий «овеществленный бред» человеческого бытия. Традиции социальной сатиры Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова (ср. образ «человека в футляре») получают у С. переосмысление в соответствии с философско-эстетическими принципами модернизма, видевшего выход из метафизически неизменного «ужаса бытия» лишь в эротике и культе телесной красоты (образы Саши Пыльникова и Людмилы Рутиловой).
В трилогии «Творимая легенда» («Творимая легенда», «Капли крови», «Королева Ортруда», впервые издана в литературно-художественном альманахе издательства «Шиповник» под общим названием «Навьи чары») С. пытался непосредственно воплотить декларируемую в предисловии концепцию творчества как «преображения жизни»: «Беру кусок жизни грубой и бедной и творю из него сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром — над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном» (Соч.— Спб., 1913.— Т. XVIII.— С. 3). Однако уже современная С. критика оценила роман отрицательно, как попытку «соединить несоединимое— отклик на злобу дня с самым откровенным фантазированием», как «странный роман, совмещающий краски кровавого кошмара недавнего дня с тонами мистики, с чистейшей фантастикой и лирикой» (Измайлов А. Литературный Олимп.— С. 309). Эклектическое сочетание разнородных жанровых приемов обусловило художественное поражение С. Роман резко критиковался марксистской критикой.
В критике, как и в заявлениях самого С, неоднократно подчеркивалась принципиальная неизменяемость его поэтического творчества, многократное варьирование одних и тех же сквозных тем, сюжетов, мифов, верность одним и тем же художественным приемам. С. намеренно не датировал публикуемые стихи, соединял в сборники разновременные произведения. Однако его поэзия все же эволюционировала от постнароднических традиций к символизму. Темы и мотивы ранней лирики С: неприятие социального зла, сознание бессилия, сломленности героя жизнью, склонность к абстрактному аллегоризму,— все это соответствует поэтике посленекрасовской школы. Но начиная с 90-х гг. проблематика поэзии С. принимает характерный поворот: социальное зло абсолютизируется, воспринимается как выражение бессмысленного миропорядка, которому противопоставляется индивидуалистическая творческая свобода человеческой воли. Эта антиномия воплощается в создаваемых С. поэтических мифах: тема «злого начала» в мире реализуется в мифе о солнце-драконе, «змие, царящем над вселенной», тема смерти как желанного ухода от земного зла — в мифе о далекой обетованной «земле Ойле», куда человек попадает после смерти (цикл «Звезда Маир»). Двуединое начало поэтического творчества (Лирика и Ирония как одновременное «отрицание» и «утверждение» мира) воплощено в переосмысленном противопоставлении Альдонсы и Дульцинеи. Стиль зрелого С. отличается внешней простотой, доходящей до однообразия, строгостью, скупым употреблением поэтических тропов, «бедностью» словаря рифм в сочетании с изощренным мастерством варьирования повторяющихся слов и словосочетаний, изысканной ритмикой и строфикой стихотворений.
Начав переводить еще в юности, С. не прекращал этой деятельности до конца творческого пути. Переводил с немецкого, французского, украинского, венгерского, армянского и др. языков. Переводы С. отличаются высокой ритмической и стилистической точностью, стремлением максимально приблизиться к подлиннику. Особенно широкое признание получили его переводы из Верлена, вышедшие в 1908 г. отдельной книгой и снискавшие С. репутацию «иронического русского Верлэна» (Блок А. А. Соч.— Т. 5.— С. 348). Переводы С, как и его лучшие стихи и роман «Мелкий бес», представляют не только историко-литературный интерес, но и непреходящую ценность для современного читателя.
(По статье Д.М. Магомедовой из Биобиблиографического словаря «Русские писатели». Том II. М—Я. Под редакцией П.А. Николаева. М., «Просвещение», 1990.

ЛИТЕРАТУРА

1.

Стихотворения. Л., 1975 (Библиотека поэта). Вст. статья М.И. Дикман. (Поэтическое творчество Федора Сологуба). Переиздано в 2000 г.
2. Тяжелые сны. Л., 1990.
3. Творимая легенда. В 2 тт. М., 1991.
4. Мелкий бес. М., (Литературные памятники). 2004.
5. Неизданный Фёдор Сологуб. М., 1997.
6. М. Павлова. Писатель-инспектор: Федор Сологуб и Ф.К. Тетерников. М., 2007.
7. Сайты, посвященные Сологубу — http://fsologub.ru/lib/poetry/poetry_290.html и http://sologub.ouc.ru/

«Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду,
ибо я — поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром,— над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном.
В спутанной зависимости событий случайно всякое начало. Но лучше
начать с того, что и в земных переживаниях прекрасно, или хотя бы только
красиво и приятно. Прекрасны тело, молодость и веселость в человеке, —
прекрасны вода, свет и лето в природе» ( «Творимая легенда». «Капли крови», I гл.)

Рифма

Сладкозвучная богиня,

Рифма золотая,

Слух чарует, стих созвучьем

Звонким замыкая.

И капризна, и лукава,

Вечно убегает.

Гений сам порой не сразу

Резвую поймает.

 

Чтоб всегда иметь шалунью

Рифму под рукою,

Изучай прилежно слово

Трезвой головою.

Сам трудись ты, но на рифму

Не надень оковы:

Муза любит стих свободный,

И живой, и новый.
20 июня 1880

"Настала светлая минута..."

Настала светлая минута, —
Совсем не император я.
Вообразил я почему-то,
Что вся Америка – моя.

Я был встревожен и взволнован,
Я Новый Свет завоевал
И, дивной силой очарован,
Мою столицу основал.

Передо мной лежала карта,
Я из Аляски шел в Чили.
Воскреснул гений Бонапарта
В походах средь иной земли.

А если б я открыл для света
Мои надменные мечты,
То мне б ответили на это:
Вот дурень! Сумасшедший ты!

Но это noпpище поэта.
Не так ли поступал Шекспир,
Когда, сознав в себе Гамлета,
Его пустил в широкий мир?

Он был Ромео и Отелло,
И Лир он был, и был Шейлок.
Всё это – творческое дело,
А не в безумие прыжок.

Того безумцем не зовите,
Кто в мир мечтательный влеком,
Его веревкой не вяжите,
Не прячьте в сумасшедший дом.

Но знаю, люди не поверят
В красу мечтательных долин,
И все мечтания измерят
Они на малый свой аршин.

Молчу... Очнулся от мечтаний.
Я за столом сижу босой.
И груз безграмотных писаний
Лежит в тетрадках предо мной.

Уж поздно. Лампа начинает
Коптить. «Ну, прозевал опять, —
Мне мама говорит. – Мечтает.
Уж лучше бы ложился спать».

И высмеян опять мечтатель,
И затаилася мечта,
Но в ней я всё ж завоеватель,
Хоть жизнь моя совсем не та.

3 декабря 1885

"Что напишу? Что изреку..."

Что напишу? Что изреку
Стихом растрепанным и вялым?
Какую правду облеку
Его звенящим покрывалом?

Писать о том, как серый день
Томительно и скучно длился,
Как наконец в ночную тень
Он незаметно провалился?

Писать о том, что у меня
В душе нет прежнего огня,
А преждевременная вялость
И равнодушная усталость?

О том, что свой мундирный фрак
Я наконец возненавидел,
Или о том, что злой дурак
Меня сегодня вновь обидел?

— Но нет, мой друг, не городи
О пустяках таких ни строчки:
Ведь это только всё цветочки,
Дождешься ягод впереди.

Так говорит мне знанье света.
Увы! его я приобрел
Еще в младые очень лета,
Вот оттого-то я и зол.
8 ноября 1888

Творчество

Темницы жизни покидая,

Душа возносится твоя

К дверям мечтательного рая,

В недостижимые края.

Встречают вечные виденья

Ее стремительный полет,

И ясный холод вдохновенья

Из грез кристаллы создает.

Когда ж, на землю возвращаясь,

Непостижимое тая,

Она проснется, погружаясь

В туманный воздух бытия, —

Небесный луч воспоминаний

Внезапно вспыхивает в ней

И злобный мрак людских страданий

Прорежет молнией своей.
3 февраля 1893

"Тогда насмешливый мой гений..."

Тогда насмешливый мой гений

Подсказывал немало мне

Непоэтических сравнений.

Я в поле вышел при луне, —

На мякоть зрелого арбуза

Похожа красная луна,

А иногда и жабы пузо

Напоминала мне она.
26 марта 1889

"В пути безрадостном, среди немой пустыни..."

 

В пути безрадостном, среди немой пустыни

Предстала предо мной

Мечта порочная, принявши вид богини

Прекрасной и нагой.

Рукою нежной разливала

Из тонкого фиала

Куренья дымные она,

И серебристо обвивала

Ее туманная волна.

И где она ногою голой

Касалася сухой земли,

Там грешные цветы толпой веселой

Бесстыдные, пахучие цвели.

И предо мной склонившись, как рабыня,

Она меня к греху таинственно звала, —

И скучной стала мне житейская пустыня,

И жажда дел великих умерла.
5 декабря 1893

Качели

В истоме тихого заката
Грустило жаркое светило.
Под кровлей ветхой гнулась хата
И тенью сад приосенила.
Березы в нем угомонились
И неподвижно пламенели.
То в тень, то в свет переносились
Со скрипом зыбкие качели.

 

Печали ветхой злою тенью
Моя душа полуодета,
И то стремится жадно к тленью,
То ищет радостей и света.
И покоряясь вдохновенно
Моей судьбы предначертаньям,
Переношусь попеременно
От безнадежности к желаньям.

9 июля 1894

"Терцинами писать как будто очень трудно..."

Терцинами писать как будто очень трудно? Какие пустяки! Не думаю, что так, — Мне кажется притом, что очень безрассудно Такой размер избрать: звучит как лай собак Его тягучий звон, и скучный, и неровный, — А справиться-то с ним, конечно, может всяк, — Тройных ли рифм не даст язык наш многословный! То ль дело ритмы те, к которым он привык, Четырехстопный ямб, то строгий, то альковный, — Как хочешь поверни, всё стерпит наш язык. А наш хорей, а те трехсложные размеры, В которых так легко вложить и страстный крик, И вопли горести, и строгий символ веры? А стансы легкие, а музыка октав, А белого стиха глубокие пещеры? Сравненье смелое, а всё-таки я прав: Стих с рифмами звучит, блестит, благоухает И пышной розою, и скромной влагой трав, Но темен стих без рифм и скуку навевает.
10 июля 1894

"Блажен, кто пьет напиток трезвый..."

Блажен, кто пьет напиток трезвый, Холодный дар спокойных рек, Кто виноградной влагой резвой Не веселил себя вовек. Но кто узнал живую радость Шипучих и колючих струй, Того влечет к себе их сладость, Их нежной пены поцелуй. Блаженно всё, что в тьме природы, Не зная жизни, мирно спит, — Блаженны воздух, тучи, воды, Блаженны мрамор и гранит. Но где горят огни сознанья, Там злая жажда разлита, Томят бескрылые желанья И невозможная мечта.
13 июля 1894

"Я слагал эти мерные звуки..."

Я слагал эти мерные звуки, Чтобы голод души заглушить, Чтоб сердечные вечные муки В серебристых струях утопить, Чтоб звучал, как напев соловьиный, Твой чарующий голос, мечта, Чтоб, спаленные долгой кручиной, Улыбнулись хоть песней уста.
2 июля 1893

"Мечтатель, странный миру..."

Мечтатель, странный миру, Всегда для всех чужой, Царящему кумиру Не служит он хвалой. Кому-то дымный ладан Он жжет, угрюм и строг, Но миром не разгадан Его суровый бог. Он тайною завесил Страстей своих игру, — Порой у гроба весел И мрачен на пиру. Сиянье на вершине, Садов цветущих ряд В прославленной долине Его не веселят. Поляну он находит, Лишенную красы, И там в мечтах проводит Безмолвные часы.
19 июля 1894

"Не быть никем, не быть ничем..."

Не быть никем, не быть ничем,
Идти в толпе, глядеть, мечтать,
Мечты не разделять ни с кем
И ни на что не притязать.
24 ноября 1894

"Усмиривши творческие думы..."

Усмиривши творческие думы,
К изголовью день мой наклоня,
Погасил я блеск, огни и шумы,
Всё, что здесь не нужно для меня.

Сквозь полузакрытые ресницы
Я в края полночные вхожу
И в глаза желанной Царь-Девицы
Радостно гляжу.
17 августа 1896

"Думы черные лелею..."

Думы чёрные лелею, Грустно грежу наяву, Тёмной жизни не жалею, Ткани призрачные рву, Ткани юных упований И туманных детских снов; Чуждый суетных желаний, Умереть давно готов. Грустно грежу, скорбь лелею, Паутину жизни рву И дознаться не умею, Для чего и чем живу.
27 марта 1895

"На серой куче сора..."

На серой куче сора,
У пыльного забора,
На улице глухой
Цветет в исходе мая,
Красою не прельщая,
Угрюмый зверобой.

В скитаниях ненужных,
В страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвел.
26 мая 1895

"Приучив себя к мечтаньям..."

Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
7 декабря 1895

"Дорогой скучно-длинною..."

Дорогой скучно-длинною,
Безрадостно-пустынною,
Она меня вела,
Печалями изранила,
И разум отуманила,
И волю отняла.

Послушен ей, медлительной,
На путь мой утомительный
Не жалуясь, молчу.
Найти дороги торные,
Веселые, просторные,
И сам я не хочу.

Глаза мои дремотные
В виденья мимолетные
Безумно влюблены.
Несут мои мечтания
Святые предвещания
Великой тишины.
9—10 марта 1896

"Короткая радость сгорела..."

Короткая радость сгорела,
И снова я грустен и нищ,
И снова блуждаю без дела
У чуждых и темных жилищ.

Я пыл вдохновенья ночного
Больною душой ощущал,
Виденья из мира иного
Я светлым восторгом встречал.

Но краткая радость сгорела,
И город опять предо мной,
Опять я скитаюсь без дела
По жесткой его мостовой.
7 июля 1896

"Влачится жизнь моя в кругу..."

Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть — и не могу.

Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И всё чего-то стерегу.

Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,

И я услышу речь живую
Про всё, о чем я здесь тоскую,
Про всё, чем дивен океан.
10—12 июля 1896

"Путь мой трудный, путь мой длинный..."

Путь мой трудный, путь мой длинный,
Я один в стране пустынной,
Но услады есть в пути,—
Улыбаюсь, забавляюсь,
Сам собою вдохновляюсь,
И не скучно мне идти.

Широки мои поляны,
И белы мои туманы,
И светла луна моя,
И поет мне ветер вольный
Речью буйной, безглагольной
Про блаженство бытия.
7—11 августа 1896
Нижний Новгород

"Бывают дивные мгновенья..."

Бывают дивные мгновенья,
Когда насквозь озарено
Блаженным светом вдохновенья
Всё, так знакомое давно.

Всё то, что сила заблужденья
Всегда являла мне чужим,
В блаженном свете вдохновенья
Опять является моим.

Смиряются мои стремленья,
Мои безбурны небеса,
В блаженном свете вдохновенья
Какая радость и краса!
21 октября 1896

"Я - бог таинственного мира..."

Я — бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах,
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.

Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.
28 октября 1896

"Не понимаю, отчего..."

Не понимаю, отчего
В природе мертвенной и скудной
Встает какой-то властью чудной
Единой жизни торжество.

Я вижу вечную природу
Под неизбежной властью сил, —
Но кто же в бытие вложил
И вдохновенье и свободу?

И в этот краткий срок земной,
Из вещества сложась земного,
Как мог обресть я мысль и слово
И мир создать себе живой?

Окрест меня всё жизнью дышит,
В моей реке шумит волна,
И для меня в полях весна
Благоухания колышет.

Но не понять мне, отчего
В природе мертвенной и скудной
Воссоздается властью чудной
Духовной жизни торжество.

7 января 1898

"Я иду от дома к дому..."

Я иду от дома к дому,
Я у всех стучусь дверей.
Братья, страннику больному,
Отворите мне скорей.

Я устал блуждать без крова,
В ночь холодную дрожать
И тоску пережитого
Только ветру поверять.

Не держите у порога,
Отворите кто-нибудь,
Дайте, дайте хоть немного
От скитаний отдохнуть.

Знаю песен я немало,—
Я всю ночь готов не спать.
Не корите, что устало
Будет голос мой звучать.

Но калитки не отворят
Для певца ни у кого.
Только ветры воем вторят
Тихим жалобам его.
23 декабря 1897, 10 июня 1898

"Иди в толпу с приветливою речью..."

Иди в толпу с приветливою речью
И лицемерь.
На опыте всю душу человечью
До дна измерь.

Она узка, темна и несвободна,
Как темный склеп,
И тот, кто час провел в ней неисходно,
Навек ослеп.

И ты поймешь, какое врачеванье
В окно глядеть
Из тьмы души на птичье ликованье
И сметь, и петь.
29 июля 1898

"Печальный дар анахорета..."

Печальный дар анахорета,
С гробниц увядшие цветы,
Уединенного поэта
Неразделенные мечты.

Иных сокровищ не имею
И никогда не соберу.
Судьбе противиться не смею,
Аскетом нищим и умру.
16 августа 1898

"Скучная лампа моя зажжена..."

Скучная лампа моя зажжена,
Снова глаза мои мучит она.

Господи, если я раб,
Если я беден и слаб,

Если мне вечно за этим столом
Скучным и скудным томиться трудом,

Дай мне в одну только ночь
Слабость мою превозмочь

И в совершенном созданьи одном
Чистым навеки зажечься огнем.
26 августа 1898

"Былые надежды почили в безмолвной могиле..."

Былые надежды почили в безмолвной могиле... Бессильные страхи навстречу неведомой силе, Стремленье к святыне в безумной пустыне, И всё преходяще, и всё бесконечно, И тайна всемирная ныне И вечно... В тяжёлом томленьи мгновенные дети творенья. Томятся неясным стремленьем немые растенья, И голодны звери в лесах и пустыне, И всё преходяще, и всё бесконечно, И муки всемирные ныне И вечно.
3 сентября 1895 года

Голос из публики

Сочиняй ты, как другие,
Я б стихи читал такие,
Всё приятное любя.
Что ж ты пишешь? О невесте,
О любви, вражде и мести
Мало речи у тебя.

Всё бесстрастные иконы,
Покаянные каноны
Да в лампадах слабый свет,
А потом туман, болото,
Угрожающее что-то, —
Сон бессвязный, смутный бред.

Коли гонишься за славой,
Декадентскою отравой
Ты людей не угощай,
Но пиши стихи про бедных,
Иль касайся тем безвредных,
И понятно сочиняй.
8 – 9 октября 1898

"Суровый звук моих стихов..."

Суровый звук моих стихов —
Печальный отзвук дальной речи.
Не ты ль мои склоняешь плечи,
О, вдохновенье горьких слов?

Во мгле почиет день туманный,
Воздвигся мир вокруг стеной,
И нет пути передо мной
К стране, вотще обетованной.

И только звук, неясный звук
Порой доносится оттуда,
Но в долгом ожиданьи чуда
Забыть ли горечь долгих мук!
6 января 1899

"Преодолев тяжелое косненье..."

Преодолев тяжелое косненье И долгий путь причин, Я сам — творец и сам — свое творенье, Бесстрастен и один. Ко мне струилось пламенное слово. Блистая, дивный меч, Архангелом направленный сурово, Меня грозился сжечь. Так, светлые владыку не узнали В скитальце и рабе, Но я разбил старинные скрижали В томительной борьбе. О грозное, о древнее сверканье Небесного меча! Убей раба за дерзкое исканье Эдемского ключа. Исполнил раб завещанное дело: В пыли земных дорог Донёс меня до вечного предела, Где я — творец и бог.
11 июня 1901

"Мудрец мучительный Шакеспеар..."

Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману.
Макбету, Гамлету и Калибану
Во мне зажег ты яростный пожар,

И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
Корделии отвергнув верный дар.

В мое труду послушливое тело
Толпу твоих героев я вовлек,
И обманусь, доверчивый Отелло,
И побледнею, мстительный Шейлок,

И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.
24 июля 1913
Тойла

Пьяный поэт

Мне так и надо жить, безумно и вульгарно,
Дни коротать в туде и ночи а кабаке,
Встречать немой рассвет тоскливо и угарно,
И сочинять стихи о смерти, о тоске.

Мне так и надо жить. Мучительную долю
Гореть в страстном огне и выть на колесе
Я выбрал сам. Убил я царственную волю,
В отравах утопил я все отрады, все.
7июля 1914
Тойла

СОСТАВИТЕЛЬ РАЗДЕЛА — ДУНЯ ОТРОЩЕНКО, 9 «В», 2011 г.