Киселева Ольга. Баллада у А. Галича
Во второй половине XX века получил большое развитие и стал необычайно важен для общественного самосознания такой жанр, как авторская песня. Для примера достаточно назвать такие имена, как Булат Окуджава, Владимир Высоцкий и музыкантов более позднего времени Бориса Гребенщикова и Юрия Шевчука, которых знают, слушают, любят и сегодня.
Александр Галич - один из первых, кто писал на злободневные темы, кто противостоял тоталитарной коммунистической власти.
В этой работе я хочу рассмотреть обращение Галича к жанру баллады.
У Галича существует отдельный сборник под названием "Баллады", куда, впрочем, включены не все песни, в названии которых обозначен этот жанр. Но я считаю деление сюжетных песен по жанрам условным - как говорил сам Галич, его "песни - это, как правило, все-таки маленькие истории. Это одноактные, если хотите, драмы". Можно сослаться на Д.Н. Курилова1, который говорит, что все "сюжетные песни Галича и Высоцкого, генетически связанные с народной балладой и городским романсом, можно считать разновидностью или формой баллады".
Баллада имеет много вариаций в культурах разных народов. Русская народная баллада - лиро-эпическое стихотворное произведение с ярко выраженным сюжетом исторического или бытового характера. И в песне "Тонечка" находим ее черты. И выражается это не только в сюжете, где есть присущая русской бытовой балладе роковая ошибка, которая непоправимо изменяет судьбу героев (например, баллады "Сестра и братья-разбойники", "Князь Роман жену терял", "Оклеветанная жена" и др.):
"- Отвези ж ты меня, шеф,
В Останкино,
В Останкино,
Где "Титан" кино!
Там работает она
Билетершею,
На дверях стоит
Вся замерзшая!
Вся замерзшая,
Вся продрогшая,
Но не предавшая
И не простившая!",
но даже и некоторые характерные для фольклора формы, такие как анафора:
"...А что у папи у ее
Топтун под окнами!
А что у папи у ее
Дача в Павшине,
А что у папи у ее
Пайки цековские...";
подхват конца строки в начале следующей:
"-Отвези ж ты меня, шеф,
В Останкино.
В Останкино,
Где "Титан" кино!"
лексика:
"А вино у нас в дому -
Как из кладезя!";
Существует также такой вид разбираемого жанра как советская баллада. А. Квятковский определяет ее так: "Советская баллада - это сюжетное стихотворение на современную тему, выдержанное преимущественно в остром ритме ("Баллада о гвоздях" Тихонова)2. С такой формулировкой трудно поспорить (особенно если учитывать, что острый ритм характерен для поэзии XX и XXI веков вообще, и для Галича и Высоцкого в частности), но она и далеко не исчерпывает предмета. Я полагаю, "балладность" песен Галича вовсе не только в остром ритме и злободневности. Его балладные песни скорее ближе к английским или германским балладам, от которых произошла романтическая баллада и которые строятся на присутствии мистического, иррационального начала. Например, нельзя не отметить сходства, пожалуй, даже ироничного подражания песни Галича "Про Леночку и Эфиопского принца" "Светлане" Жуковского:
"Что, подруженька, с тобой?
Вымолви словечко;
Слушай песни круговой;
Вынь себе колечко"
и
"Гулять бы ей с подругами
И нюхать бы сирень"
Леночка - Светлана оказалась в условиях XX века, который заставляет "хоть скромную, хоть дерзкую ругаться целый день". Сюжет похожий, насколько похожим он может быть в такое разное время. Вместо сна у Галича "заграничные огни", летящие на Лену и бросающий хризантему "красавец-эфиоп". Присутствует мотив страха:
"Робость в ней волнует грудь,
Страшно ей назад взглянуть,
Страх туманит очи...";
"Дает отмашку Леночка,
А ручка не дрожит.
Чуть-чуть дрожит коленочка,
А ручка не дрожит"
Наутро история повторяется с некоторыми изменениями. Как "во сне", подъезжает машина у Галича и у ворот ждут санки у Жуковского, так "утром мчится нарочный// ЦК КПСС!// На мотоцикле марочном// ЦК КПСС!" и "Мчат, как будто на крылах,// Санки кони рьяны". И точно так же, как нас ошеломляет и настораживает счастливая развязка у Жуковского (несмотря на предупреждающий сон, ведь это против романтического канона), так какая-то горькая, фальшивая нотка не дает нам поверить в правдивость истории о том, как "Когда, покончив с папою,// Стал шахом принц Ахмед - // Шахиню Эл. Потапову// Узнал весь белый свет!".
Но если в поэтике романтизма мистическое имеет конкретное обличье, будь то некое "стоногое из мглы" в "Кубке" Шиллера, лесные духи в "Лесном царе" Гете или Демон в "Демоне" Лермонтова, то в балладах Галича такое встречается редко. Одно из подобных исключений, где мистическое начало облачено в "плоть и кровь" - "Королева Материка". Здесь Галич, безусловно, следует некоторой схеме романтической баллады, что, в основном, отражается в мистике. Хотя в этой балладе присутствует весьма конкретный образ чего-то страшного и непонятного, жестоко расправляющегося со своими врагами ("Его нашли в одном сапоге,// И от страха рот до ушей), но последние две строки: "Наше Величество Белая Вошь, // Королева Материка" дают понять о том, что эта мистика, это иррациональное не в одном чудище/ призраке/ мертвеце, как было в романтической традиции, но охватывает всех, это дух самого времени. Это мистическое, страшное, непонятное - в иррациональности эпохи. Эпохи, когда черное объявляется белым, когда "все смешивается - Добро, Равнодушие, Зло" ("Заклинание Добра и Зла"), когда "некто с пустым лицом" переворачивает все с ног на голову , и вот ты уже не сын в своем Отчем Доме, но угловой жилец ("Песня об Отчем Доме"), когда Бог выступает в роли Беды:
"- В лихолетье нового рассеянья,
Ныне и вовеки, навсегда,
Принимаю с гордостью Спасение
Я - из рук Твоих - моя Беда!" ("Священная весна")
Эти строки звучат как молитва. Но в это время Тот, Кому молятся - Беда, которая, конечно, всегда рядом, как кочующее рядом "беспечное Зло" ("Заклинание Добра и Зла"). Более того, человек находит Бога "в чертовщине и в чаду попойки", "пьяного в дугу" и только здесь обретает бессмертие ("Цыганская песня"). Иррациональное баллад Галича в абсурдности, амбивалентности времени (Бог в чертовщине), которое смешивает понятия, переставляет их с ног на голову. И "Что ни день - фанфарное безмолвие// Славит многодумное безсмыслие".
Говоря о "Королеве Материка", нельзя не сказать о двух вещах: о карнавализации в песнях Галича и о его "многоликости". По М. Бахтину, основные характеристики карнавала следующие: жизнь наизнанку, карнавальные мезальянсы, вольный фамильярный контакт между людьми, профанация, шутовское увенчание и последующее развенчание карнавального короля, карнавальное пространство, особая площадная речь, амбивалентность и т.д.3 И, как верно замечает О.В. Карпушина в статье "На перепутье жанров", "карнавальные элементы составляют неотъемлемую часть галичевских песен4" и необыкновенно хорошо видны на примере баллады "Королева Материка". Здесь мы находим карнавальное пространство - зона, присутствуют карнавальные мезальянсы:
"...В тот год к Королеве пришла любовь Однажды и навсегда.
Он сам напросился служить в конвой,
Он сам пожелал в Дальлаг,
И ему с Королевой крутить любовь
Ну просто нельзя никак,
Он в нагрудном мешочке носил чеснок
И деньги, и партбилет,
А она - Королева, а ей плевать -
Хочет он или нет!"
В повествовании участвуют живые и мертвые:
"Когда-нибудь все, кто придет назад,
И кто не придет назад,
Мы в честь ее устроим парад,
И это будет парад!
По всей Вселенной (валяй, круши!),
Свой доблестный славя труд,
Ее Величества Белой Вши
Подданные пройдут"
Отсюда мы можем видеть, что некое "мы", от чьего лица идет повествование, - это все зэка, "кто пришел и кто не пришел назад", и сама Белая Вошь. Здесь оксюморонно стоят вместе ВОХРовцы и зэка, "волчий забыв раздор", здесь "оксюморонная и амбивалентная природа самой ее Величества Белой Вши (королева и вошь), и профанация, и карнавальное кощунство и богохульство (участники ритуально мочатся в костер, Вшивый Путь перекрещивает Млечный Путь) и т.д.5". Более того, по Бахтину6: "Глубоко амбивалентен образ огня в карнавале. Это огонь, одновременно и уничтожающий, и обновляющий мир", и Карпушина замечает, что в "Королеве Материка" даже возникает ритуал сожжения карнавального "ада" (повозка со всевозможным карнавальным барахлом):
"Когда сложат из тачек и нар костер
И, волчий забыв раздор,
Станут рядом вохровцы и зэка
И написают в тот костер.
Сперва за себя, а потом за тех,
Кто пьет теперь Божий морс
О, как они ссали б, закрыв глаза,
Как горлица воду пьет!
А потом пропоет неслышно труба,
И расступится рвань и голь,
И Ее Величество Белая Вошь
Подойдет и войдет в огонь,
И взметнуться в небо тысячи искр,
Но не просто, не как-нибудь -
Навсегда крестом над Млечным Путем
Протянется Вшивый Путь!"
Увенчание и развенчание карнавального короля еще лучше видно на примере "Баллады о том, как одна принцесса раз в два месяца приходила поужинать в ресторан "Динамо". Карпушина пишет: "Героиня - это современная Золушка, которая дважды в месяц (что важно: карнавальная цикличность) появляется в "Динамо" как принцесса". То есть дважды в месяц она увенчивается, становясь между "бухими пролетариями, тунеядцами и жульем" Принцессой (но и здесь не обошлось без амбивалентности, поэтому она именуется принцессой с Нижней Масловки). "Карнавальная принцесса носит дешевое кольцо, ей не по карману шампанское или такси. Она коронуется на короткий срок, но лишь для того, чтобы быть раскоронованной и сброшенной обратно в свою нижнюю социальную страту":
"А время подлое течет,
И, зал пройдя, как пасеку,
Шестерка ей приносит счет -
И все, и крышка празднику!
А ей не царство на веку -
Посулы да побасенки,
А там - вались, по холодку,
Принцесса с Нижней Масловки!"
У Бахтина: "Обряд развенчания как бы завершает увенчание и неотделим от него (повторяю: это двуединый обряд). И сквозь него просвечивает новое увенчание".
Карнавализация с ее оксюморонностью и амбивалентностью встречается во многих (если не сказать - во всех) песнях Галича и необычайно нужна ему, именно чтобы показать абсурд и иррациональность советской эпохи. Амбивалентность присутствует подчас даже в названиях ("Фарс-Гиньоль"), абсурдны сюжеты, потому что абсурдна сама эпоха. Под нее невозможно подстроиться, невозможно понять, что делать в этой иррациональности. И потому несчастия происходят на пустом месте, из-за пустяка, происходят абсурдно. Например, человек сходит с ума из-за пластинок Сталина: "Мне и взять нельзя, и не взять нельзя", "И гвоздит мне мозг многократное -//То ли гений он, а то ли нет еще" ("Баллада о том, как едва не сошел с ума директор антикварного магазина # 22 Копылов Н.А., рассказанная им самим доктору Беленькому Я.И.") или из-за банкротства, вызванного революцией в Фингалии и национализацией всех промышленных предприятий, хотя до этого "изучал "Капитал" с "Анти-Дюрингом"" и "повсюду - где устно, где письменно, утверждал, что все это истина" ("Баллада о прибавочной стоимости"); вешается из-за того, что
"..у папеньки-то шестеро -
Обо всех подумать надо!
И того купить, и сего купить!
А на копеечки-то вовсе воду пить,
А сырку к чайку или ливерной -
Тут - двугривенный, там - двугривенный...
А где ж их взять?!"
И человеческая жизнь не ставится ни во что:
"Подмогнула б тебе касса, но
Каждый рубль - догнать Америку!
Ой, не надо скорой помощи,
Нам бы медленную помощь!
"Скорый" врач обрезал помочи
И сказал, что помер в полночь!
Помер смертью незаметною,
Огорчения не вызвал" ("Фарс-Гиньоль"),
"В караулке пьют с рафинадом чай,
А вертухай идет - весь сопрел.
Ему скучно, чай, и несподручно, чай,
Нас в обед вести на расстрел!.." ("Все не вовремя (лагерная песня)")
Абсурдно желание советчины подчинить себе все:
"Центральная газета
Оповестила свет,
Что больше диабета
В стране советской нет.
Доступно кушать сласти
И газировку пить...
Лишь при Советской власти
Такое может быть!" ("Баллада о сознательности"),
"Ой, ты море, море, море Черное -
Не подследственное - жаль, не заключенное,
На Инту б тебя свел за дело я -
Ты б из черного стало белое!
И в гостинице странную, страшную,
Намечтал он спросонья мечту:
Будто Черное море, под стражею,
По этапу пригнали в Инту!
И блаженней блаженного во Христе,
Раскурив сигарету "Маяк",
Он глядит, как ребятушки - вохровцы
Загоняют стихию в барак!" ("Заклинание")
Но если коверкать человеческие жизни эпоха в силах, то перед стихией она оказывается бессильной:
"И не встал он - ни утром, ни вечером.
Коридорный сходил за врачом.
Коридорная - Божию свечечку
Над счастливым зажгла палачом.
И шумело море, море, море Черное,
Море вольное, никем не прирученное,
И вело себя не по правилам -
Было Каином, было Авелем!",
"Старики управляют миром...
А вот сладить со сном - не могут!" ("Неоконченная песня")
Абсурден вынос личной жизни на суд общественности и претензия власти еще и на нее ("Красный треугольник"), абсурдно именование жены "товарищем Парамоновой", и это - иррациональность эпохи. Двойственность лежит в основе жизни:
"А пальцы искали крамолу, крамолу...
А там, за стеной все гоняли "Рамону"" ("Возвращение на Итаку")
Под эту жизнь невозможно подстроиться, потому что "Добро, как известно, на то и Добро, // Чтоб уметь притворяться - и добрым, и смелым,// И назначить при случае черное белым, // И веселую ртуть превращать в серебро".
Амбивалентность лежит в корне горечи галичевских песен:
"Говорят, что где-то есть острова,
Где неправда не бывает права!
Где совесть - надобность,
А не солдатчина!
Где правда нажита,
А не назначена!
Вот какие я придумал острова!" ("Песня про острова")
Амбивалентно название Галичем в "Романсе" жизнь "безвыигрышной игрой". Карнавал Галича не весел, он отдает невероятной горечью.
Интересно, что иногда карнавальность несколько отступает, уступая место по-театральному драматической и уже гораздо более настоящей и гораздо менее маскарадной инфернальности. Некое "мы" в "Королеве Материка", объемлющее все и вся, становится в "Ночном Дозоре" - еще одной песне Галича, где мистическое облачено в "плоть и кровь" - "одиноким памятником, повторенным тысячекратно". Действие переносится с раннего утра ("Когда затихает к утру пурга И вот в этот-то час, как глухая дрожь,// Проплывает во мгле тоска,// И тогда просыпается Белая Вошь,// Повелительница зэка") на ночь (что соответствует канонам романтизма):
"Когда в городе гаснут праздники,
Когда грешники спят и праведники,
Государственные запасники
Покидают тихонько памятники.
Сотни тысяч - и все похожие! -
Вдоль по лунной идут дорожке"
А величайший парад в честь Ее Величества Белой Вши ("И это будет парад!") превращается в "парад уродов":
"Прет стеной мимо дома нашего
Хлам, забытый в углу уборщицей.
Вот сапог громыхает маршево,
Вот обломанный ус топорщится!"
В этом отрывке еще и интересно сходство с "Королевой Материка":
"И начальники спят, и брови спят,
И лысины, и усы,
И спят сапоги, и собаки спят,
Уткнувши в лапы носы"
Как верно замечает Д.Н. Курилов: "Бронзовый генералиссимус не просто страшен, как призрак возмездия, оживший монумент мстительного командора в легенде о Дон Жуане. Он не возмездия жаждет, а "человечины", дабы "вновь обрести величие". Нежить ополчается на все живое, оставляя за собой смерть, только смерть - на ее пути "случайные прохожие кувыркаются в неотложки""7. Курилов называет это антикарнавализацией, однако мне кажется, что все-таки карнавал остается карнавалом:
"Вижу - бронзовый генералиссимус
Шутовскую ведет процессию!"
Инфернальность присутствует по многих песнях Галича:
"Когда покойников в штабеля
Укладывали на льду
И всю ночь, говорят, над зоною плыл
Тоскливый и страшный вой...
И на вздувшейся шее тугой петлей
Удавка из белых вшей..." ("Королева Материка"),
"Пой о моей маме -
Там, в выгребной яме!..
Пой же, пой нам о самой страшной,
Самой твердой в мире валюте!..
В газовой камере мертвые в пляс...
Идут мои кирзовые,
Да только без меня!..
Где спит солдат обученный,
Обстрелянный, обученный
Стрелять и убивать!
И чтоб встали мы, как в Освенциме,
Взявшись за руки - среди пепла" ("Баллада о вечном огне"),
"И бог, сотворенный из страха
Шептал мне:
- Иди и убей!" ("Псалом")
Очень хорошо показана иррациональность советской эпохи и безликость в произведениях Галича: "безглазые лица" в "Возвращении на Итаку", "мир, где обличья подобны маскам" в "Неоконченной песни", "Некто с пустым лицом" и "свинцовым глазом" в "Песне об Отчем Доме" и т.д.
Елизавета Безносова в своем дипломе отмечает необыкновенный артистизм Галича и легкость, с которой он растворяется в чужом видении мира и речевой манере: "работа в сфере авторской песни для Галича была театром одного актера"8. И правда, Галич пишет то от некого обобщающего лица "мы", включающего в себя всех, умерших и живых, подданных Ее Величества Белой Вши и ее саму ("Королева Материка"), то от лица зэка ("Все не вовремя (лагерная песня)"), то "генеральской дочери" ("Песня-баллада про генеральскую дочь"), то заключенного(-ых?) в Освенциме ("Баллада о вечном огне"), то от имени погибшей в сорок третьем году пехоты ("Ошибка (реквием под гитару)") и т.д. "Словесный облик персонажей настолько безошибочен, настолько художественно точен, что не может быть никакой речи об имитации или стилизации", - говорил Эдуард Львович Безносов в докладе на неофициальной конференции, посвященной Галичу, в 1982 г.9 И дальше: "Эйфория одного [зэк из "Облаков"] сродни брюзжанию другого [вертухай в отставке в "Заклинании"], а в общем, и к тому, и к другому равно приложимо то, что скажет о себе третий: "Покалечены наши жизни..." ("Песня о Синей птице")". А в "Атомном столетии" Галич спрашивает: "Нам что делать, людям неприкаянным?"
Итак, деление песен на баллады и "не баллады" весьма условно: пасторали, романсы, вальсы, реквиемы, цыганочки и просто сюжетные песни без обозначения жанра в названии по сути различными не представляются. Мистичность у Галича чаще всего представляет иррациональность советской эпохи, ее бесчеловечность, подмену понятий - воздух эпохи затрагивает всех, что показывает Галич, надевая то одну, то другую маску. "Вот та самая главная подробность: трагедия искалеченного сознания советского человека - основной объект поэзии Александра Галича, эстетическая и нравственная доминанта его творчества"10.
Примечания:
Диссертация Д.Н. Курилова Авторская песня как жанр русской поэзии советской эпохи, 60-70-г гг., 1999, глава вторая Эпико-повествовательное движение жанра и его связь со «смеховой» культурой (А. Галич, В. Высоцкий).
Цит. из диссертации по теме: «Авторская песня как жанр русской поэзии советской эпохи, 60-70-е гг.» кандидата филолог. наук Курилова Д.Н., 1999г
Здесь и далее цит. из Бахтина по кн Галич: Новые ст. и материалы/ Сост. А.Е. Крылов – Вып. 3 – М.: Булат, 2009, стр. 102.
Там же, ст. На перепутье жанров: Жанровый монтаж Галича, стр. 101.
Цит. по указанной книге, стр. 104
Цит. из уже указанной диссертации Д.Н. Курилова.
Дипломная работа Безносовй Е.Э. Творческая биография А. А. Галича 1932–1968 годов. Этапы, эволюция, контекст, защищенная в 2006г. в РГГУ. Изд.: Работа Памяти: Сборник статей студентов и выпускников РГГУ/ Сост. Е.Д. Иатусова, О.М. Розенблюм. М.: РГГУ, 2008г., стр. 184.
Доклад Безносова Э.Л. Слово о Галиче опубликован там же, стр. 208.
